Ох, и нажрались они тогда! Вспомнить страшно. Домой только сутки спустя попали...
" – Не народила мне жинка казака, – заявил тесть той памятной ночью, когда они ужинали водкой и тушёнкой под треск костра и вой ветра. – Но Господь мне тебя послал. Будешь, Славка, мне сыном!"
Эх... Хороший был мужик. Шестнадцать лет, как нет его. Погиб на стройке, ни дня не болея: несчастный случай с летальным исходом... Умершую от рака жену МихалПалыч пережил всего лишь на год...
Слава тестя любил и уважал как родного отца. Собственных родителей Вячеслав не помнил: растила его тётка, сестра матери. Тётка – женщина молчаливая и строгая – хмурилась даже на фото: сидела прямо-прямо, будто лом проглотила, и глядела волком – вот-вот кинется и разорвёт... Помыслы у неё были самые чистые, а рука – тяжёлая...
"Умерщвляя плоть, дух укрепляем!" – говаривала она, охаживая его ремнём за очередную провинность.
Нестеренко хмыкнул и плеснул коньяка в чудо-стопку. Он чувствовал себя омерзительно трезвым и решил без промедления исправить ситуацию.
– За тебя, родная, – Вячеслав отсалютовал рюмкой портрету жены.
Взгляд Машеньки – незамутнённое счастье с примесью робкой надежды на чудо – грел душу не хуже спиртного, и Нестеренко продолжил методично перебирать снимки.
Армейка... Боевые друзья-товарищи. Выгоревшие на солнце гимнастёрки и боль, которая не меркнет с годами...
И никакой алкоголь не поможет забыть...
А вот Ангелинка – пухлощёкий малыш на руках измученной, но такой счастливой Машеньки. Торжественная выписка, первые шажки, первая улыбка, первый зуб, первый Новый Год и первый день рождения. Первый торт – здоровенный, прямоугольный, с розами из голубого крема и полосатой красно-жёлтой свечой-единичкой...
Слава так хотел сделать жизнь единственной дочери волшебной, полной любви и добрых чудес, ведь сам он этого никогда не знал... Вячеслав сразу решил, что станет лучшим отцом во всём необъятном мире, и у него неплохо получалось... до поры до времени.
Держа в руке снимок Ангелины-первоклашки – гигантский бант, букет пионов, огромный рюкзак и море энтузиазма – Нестеренко набрал номер клиники.
– Доктора Тихомирову, пожалуйста, – попросил он и вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет. – Да, конечно, я подожду.
Ждать пришлось прилично: Любовь Петровна ответила в тот самый миг, когда он вдавил окурок в хрустальную пепельницу.
– Я бы хотел поговорить с дочерью, – заявил он без особых прелюдий. – Сейчас.
– Я так и поняла, Вячеслав Игоревич... – Тихомирова говорила спокойно и с достоинством, как и положено высококлассному психиатру. – Вот только...
Она замялась, и Нестеренко рыкнул в трубку грубее, чем планировал:
– Что "только"?
– Ангелина не хочет говорить с вами.
– Сейчас не хочет? – зачем-то уточнил Слава.
– Совсем не хочет, – последовал тихий ответ. – Никогда.
***
После долгой и конструктивной беседы с доктором, Нестеренко долго и деструктивно топил беды в рюмке. Получалось плохо: кабинет плыл перед глазами на ура, а вот проблемы не растворялись вовсе, словно брошенные в воду куски гранита.
Слова Тихомировой мельтешили в памяти бессмысленными обрывками: "Пограничное состояние", "Истерия", "Синдром отмены", "Зависимость"...
Сделав глубокий глоток прямо из горлышка, Вячеслав поймал синий взгляд Машеньки.
– Родная... – прохрипел он. – Что я сделал не так?
– Не стоит пить одному. – Голос заставил его вздрогнуть. – Как ни крути, это признак алкоголизма.
