Но сегодня сад казался тюрьмой с позолоченными решетками.
Она резко отвернулась, заставляя себя не думать об этом, и сделала несколько шагов вперёд, к фонтану, который стоял в центре сада, окружённый высокой изгородью из розовых кустов. Вода в фонтане была чистой, прозрачной, и Ферида, наклонившись, увидела в ней собственное отражение – чужое, незнакомое.
Сколько раз она смотрела на себя, видела в зеркале своё лицо, знала каждую черту? Но сейчас ей казалось, что перед ней другая женщина, та, которую она не хотела знать. Женщина, которая принадлежит не себе, которая лишена выбора, которой уже дали судьбу, не спросив, хочет ли она её.
– Нет.
Она прошептала это слово одними губами, но внутри себя она произнесла его чётко, ясно, громко.
Она не примет это.
Она не станет чьей-то вещью.
Она не позволит им решить за неё.
Но как?
Как найти выход?
Ферида закрыла глаза и попыталась успокоить дыхание. Ей нужно думать. Ей нужно понять, есть ли у неё хоть малейшая возможность избежать этой участи. Она знала одно: три дня – это всё, что у неё есть. Три дня до бала, три дня до того, как ей представят человека, которого она якобы должна назвать своим мужем.
Она открыла глаза, вглядываясь в солнечный свет, пробивающийся сквозь листья.
Она найдёт способ.
Она должна.
В течение дня Ферида почти не показывалась слугам, избегая бабушку, закрываясь в своей комнате, делая вид, что читает. Но страницы книги оставались непрочитанными, слова сливались перед глазами в бессмысленные строчки, потому что её разум был занят другим.
К вечеру, когда солнце окрасило небо в оттенки розового золота, она наконец приняла решение.
Она найдёт отца. Только он мог вмешаться.
Он был строг, он редко бывал дома, он всегда оставался для неё фигурой далёкой, почти призрачной, но он был её единственным союзником.
Он не мог не понять. Не мог позволить им сделать это с ней.
Ферида подошла к столику, взяла бумагу и чернильную ручку, но, когда наклонилась, чтобы написать письмо, её рука замерла.
А что, если он уже знал?
Что, если он сам согласился на это?
Мысль пронзила её холодной иглой.
Нет.
Она не могла в это поверить.
Она написала всего три строчки.
«Отец, мне нужно поговорить с вами. Это срочно. Приезжайте.»
Никаких объяснений.
Если он захочет знать больше, он приедет.
Если нет…
Она отбросила эту мысль.
Она не могла позволить себе сомневаться.
Запечатав письмо, она вызвала слугу, передала ему записку, и, когда он поклонился и ушёл, Ферида наконец позволила себе выдохнуть.
Теперь оставалось только ждать.
Три дня.
Три дня до бала.
Три дня до того, как её судьба либо изменится, либо станет окончательно решенной.
Ночь в замке опустилась быстро, как всегда это бывало в горах. Тёмное, почти чёрное небо, усыпанное тысячами холодных звёзд, нависало над дворцом, словно огромное полотно, раскинутое над миром самой судьбой. Лунный свет падал на мраморные колонны и виноградные лозы, покрывавшие часть фасада, отбрасывая длинные тени на внутренний двор.
Ферида не зажигала свечей.
Она сидела у окна, глядя на ночной пейзаж, ощущая, как холод пробирается сквозь тонкую ткань её ночного халата, но не двигаясь, не пытаясь укутаться в плед. Она не чувствовала холода.
Она ждала.
Прошло несколько часов с тех пор, как слуга отправился с её письмом. Она понимала, что отец не получит его сразу. Возможно, он даже не откроет его, пока не сочтет нужным. В её жизни он всегда появлялся, словно призрак – ненадолго, непредсказуемо, сдержанно. И всё же, несмотря на это, в глубине души она верила: он приедет.
