– Кто он?
Сафийе-ханым чуть склонила голову, её пронзительный взгляд не отпускал внучку.
– Он пришёл напомнить мне о договорённости.
Ферида почувствовала, как по телу пробежал холодный укол тревоги.
– Какой договорённости?
Бабушка откинулась на спинку кресла, задержав взгляд на серебряной кофейной ложечке, которую лениво крутила в пальцах, словно взвешивая, стоит ли отвечать на этот вопрос сразу.
– Твоё будущее – это не только твои мечты, Ферида, – произнесла она наконец, голосом ровным, но твёрдым, в котором не было ни намёка на мягкость. – Это цепь решений, которые принимались задолго до тебя.
– О каких решениях ты говоришь? – в голосе Фериды зазвучали нотки напряжения, почти гнева, но бабушка, казалось, не обратила на это внимания.
– Он был здесь, чтобы напомнить, что ты связана обещанием, данным ещё до твоего рождения.
Ферида почувствовала, как у неё пересохло в горле.
– Каким обещанием?
Бабушка наконец подняла на неё взгляд.
– Ты обручена, Ферида.
В комнате повисла тяжёлая тишина.
Ферида не сразу смогла понять смысл сказанного, как будто слова доходили до неё сквозь толщу воды, превращаясь в приглушённый, далёкий звук, и только спустя несколько долгих секунд она ощутила, как всё внутри неё замерло, а затем взорвалось вихрем вопросов и непонимания.
– Что? – выдохнула она, не веря в то, что только что услышала.
– Ты обручена, – повторила бабушка медленно, не отводя взгляда.
Ферида резко выпрямилась, словно её ударили.
– Это невозможно.
– Это так.
Она покачала головой, чувствуя, как в груди поднимается ярость.
– Но мне никто ничего не говорил!
– Потому что не было необходимости, – ответила бабушка с той же бесстрастной холодностью, что была в ней всегда. – До сегодняшнего дня.
Ферида вскочила с кресла, чувствуя, как дыхание сбивается.
– Значит, вся моя жизнь уже была решена? – её голос дрожал, но не от слёз, а от злости, от возмущения, от ужасающего осознания, что её судьба была предопределена кем-то другим задолго до того, как она вообще начала понимать, чего хочет сама.
– Ты – наследница, Ферида, – бабушка поднялась, грациозно, плавно, как королева, которая не собирается оправдываться перед кем бы то ни было. – Твои желания никогда не имели значения.
Эти слова были последним ударом.
Ферида почувствовала, как что-то внутри неё оборвалось, как если бы хрупкая, почти невидимая нить, удерживавшая её надежды, разом лопнула, рассыпавшись в воздухе.
Она смотрела на бабушку, но в этот момент ей казалось, что перед ней стоит не та женщина, что вырастила её, не та, что читала ей книги по вечерам, не та, что однажды сказала ей, что каждая судьба – это выбор.
Перед ней стоял человек, для которого она была только фамилией, только фигурой на шахматной доске, частью игры, где чувства не имели никакого веса.
Ферида сжала пальцы в кулаки.
Она не знала, что сделает.
Но знала одно – она не покорится.
Ферида не слышала больше ни слова. Воздух в комнате стал тяжёлым, давящим, будто потолок опустился ниже, стены приблизились, замкнув её в тёмном, душном пространстве, где нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть без боли. Она смотрела на бабушку, но больше не видела в ней женщину, что однажды учила её разбирать поэзию древних персидских поэтов, не видела в ней заботу, тепло или даже простую привязанность. Теперь перед ней стоял человек, который лишил её будущего, не сказав ей ни слова, не дав ни шанса, не позволив ей даже осознать, что она никогда не была свободной.
