Теперь же всё рухнуло в одно мгновение.
Она медленно поднялась, её пальцы скользнули по шёлковой ткани ночной сорочки, ногам стало холодно от каменного пола, но она не обращала внимания на эти мелкие ощущения, её разум был занят другим, более важным. Если бабушка ничего не говорит, если этот человек появился внезапно и так уверенно предъявил своё право на её будущее, значит, за этим стоит что-то большее, что-то, что тщательно скрывалось от неё все эти годы.
Подойдя к трюмо, она посмотрела на своё отражение, её тёмные глаза, обычно глубокие и задумчивые, теперь казались тревожными, в них читалась неуверенность, смешанная с вызовом, губы были чуть приоткрыты, как если бы она хотела что-то сказать, но так и не нашла нужных слов. Кто он? Почему считает, что может забрать её? Что он имеет в виду, говоря об обещании?
Она понимала одно – молчание бабушки означало, что обсуждению это не подлежит, что решения уже приняты, а значит, у неё остаётся только два пути: покориться или сопротивляться.
Ферида резко выдохнула, провела ладонью по лицу, пытаясь вернуть себе спокойствие. Она знала, что завтра ей предстоит вести себя так, словно она ничего не слышала, словно ночь прошла спокойно и ничто не тревожит её мысли, но внутри неё уже зародилось что-то, что невозможно было остановить – решимость узнать правду.
Утро в замке началось, как всегда, с размеренных шагов слуг в коридорах, шороха тканей, доносящегося из комнат, и аромата свежесваренного кофе, наполняющего воздух тёплой, чуть терпкой горечью. Небо за окнами ещё хранило следы ночной темноты, но уже начинало светлеть, окрашиваясь в бледно-лиловые и золотистые оттенки, словно природа сама постепенно пробуждалась после долгого сна.
Ферида, не смыкая глаз почти всю ночь, сидела у зеркала, опершись подбородком на сцепленные в замок пальцы. Её лицо, обычно спокойное, выглядело усталым, тени под глазами выдавали бессонные часы, но в её взгляде не было ни растерянности, ни страха – только решимость и глухое, тёмное раздражение.
Она знала, что скоро придёт бабушка.
Так было всегда.
Каждое утро Сафийе-ханым приходила в её покои, чтобы проверить, всё ли в порядке, чтобы убедиться, что внучка ведёт себя подобающе, чтобы напомнить ей, какой должна быть её жизнь.
Ферида выпрямилась, руки сжались в подлокотниках кресла, когда за дверью раздался знакомый звук – негромкие шаги, размеренные и властные, а за ними лёгкий стук в дверь, даже не требующий ответа.
– Войди, – сказала она, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно.
Дверь открылась, и бабушка вошла, как всегда, сдержанная, величественная, с безупречно собранными серебристыми волосами, в лёгком, но строгом утреннем платье цвета тёплого жемчуга. Она ничего не сказала сразу, лишь скользнула по внучке внимательным взглядом, оценивая, читая её, будто раскрытую книгу, в которой уже замечены лишние строчки.
– Ты не спала, – произнесла она наконец, подходя к столику и аккуратно усаживаясь в кресло напротив.
Это не было вопросом.
Ферида медленно развернулась к ней, задержавшись на секунду, прежде чем произнести:
– Вчера ночью здесь был человек.
Её голос звучал ровно, почти спокойно, но она видела, как пальцы бабушки едва заметно сжали край подлокотника, прежде чем расслабиться.
– Да, – ответила та без колебаний.
Ферида ожидала, что она попробует скрыть это, соврать или хотя бы увести разговор в сторону, но нет – бабушка, как всегда, не нуждалась в уловках.
