Местному воеводе приходилось ежегодно своими силами во время весенней распутицы засыпать дно камнями, чтобы не только конный, но и пеший мог пройти брод. Нередко этим трактом перемещались из Московии в Крым татарские возы с данью. Воевода не раз бил челом государю, просил выделить денежные средства на строительство моста через реку, но вопрос застревал в рутине Боярской думы и не двигался с места. Ближайший к царю боярин Иван Языков и окольничий Алексей Лихачев убеждали монарха: «Если хану не нравится, что наши „поминки“ и его одежа при переправе промокают, то пусть сам и строит мост, а мы уж как-нибудь и с такой переправой переживем. „Поминки“ мы выдаем ему сухие – какие к нам могут быть придирки?» Так, подсыпая каждый год каменьев в реку, начальник заставы поддерживал переправу.
Кони наших героев только успели ступить в воду, как вдруг общее внимание привлекло ржание запряженной в телегу немощной старой кобылы на противоположном берегу. Поначалу смирная, она вдруг неистово замотала головой. Беззубым ртом куснула стоявшего рядом палевого мерина и, громко зафыркав, дернулась вперед. Тщедушный возчик, чем-то похожий на свою клячу, с выцветшими волосами и тонкой морщинистой шеей, дремавший на высоком передке, от неожиданности свалился на землю и выронил поводья. Почувствовав свободу, лошадь рванула по отлогому берегу, зашла в реку по брюхо и стала жадно пить. Но тяжелая телега с тюками, разогнавшись, напирала на оглобли и толкала кобылу в глубину. Вдруг ее передние ноги провалились, и она сразу оказалась в воде по самую шею. Потеряв опору, лошадь задрыгала ногами в воде, пытаясь плыть, но повозка, увлекаемая течением, медленно опускалась под воду и тянула ее за собой. Какая-то крестьянская баба, переходившая брод, остановилась посреди реки и в ужасе вскрикнула:
– Матерь божья! Гляньте, гляньте, что деется?! Тонет лошадка-то, ей богу, тонет! Господи! – При этом она, воздев руки, отпустила узел с тряпьем и исподнюю рубаху, которые держала над водой, чтобы не замочить, стала охать и креститься, не обращала внимания на то, что узел с вещами течение мгновенно унесло прочь, а рубаха, распластавшись по воде, тотчас намокла.
Старик в исступлении скинул с худых плеч шерстяной армяк, сбросил шапку и подбежал спасать добро. Он успел ухватить рукой за тонущую повозку и попытался ее удержать. Но где там, сил у тщедушного мужичка было мало.
– Отпусти телегу, дурень, – кричали ему сразу несколько голосов. – Утонешь вместе с кобылой!
Тот еще некоторое время цеплялся за край повозки, но его лапти на кожаной подошве заскользили по мокрой глине, и он, потеряв равновесие, отпустил телегу и спиной упал в грязь. С трудом поднявшись, мужичок в неистовстве стал метаться в промокшей и испачканной исподней рубахе по берегу, подбегая то к месту, где барахталась лошадь, то к толпе зевак.
– Братцы, люди добрые, – вопрошал он, протягивая руки то к тонущей лошади, то к толпе, – помогите! Христа ради, спасите лошадку, тонет ведь лошадка-то, уйдет под воду. Ой, Господи, как же я теперь оправдаюсь перед воеводой Савелием Богданычем? – Старик яростно затряс руками, упал на колени и стал биться головой о землю, причитая: – Настенька, внучечка моя, что же теперь с нами бу-у-дет?
Народ на берегу замер и стал внимательно наблюдать, как лошадь, задрав голову кверху и вращая налитыми кровью безумными глазами, из последних сил бьет передними ногами по воде, погружаясь все глубже. Даже те, кто переходили брод, остановились на середине холодной реки и в напряжении ждали, чем все это закончится.
