Глава пятая.
Помяс Офонасий
Недалеко от переправы на живописном холме правого берега реки среди дымных лачуг и могучих ясеней возвышался добротный, в два жилья, обнесенный высоким дубовым частоколом сруб. Это был постоялый двор, в котором нередко останавливались посланники южных государств, дьяки, подьячие и толмачи Посольского приказа, а также находили отдых дети боярские, купцы, стрельцы, посадские люди и даже простые тяглые крестьяне. Туда же устремлялись и промокшие до последней нитки паломники, чтобы обогреться, обсушиться и утолить голод чем бог пошлет. Наши путники тоже решили остановиться на постоялом дворе, надеясь на ночлег и сытный обед. Проезжая мимо несчастного мужика, рыдающего на земле, Петр дал знак вознице остановиться. Соскочив с повозки, он подошел к бедняге.
– Эй, мужик, держи алтын. – Петр кинул монету на землю. – Лошадь, конечно, на него не купишь, но согреться и обсушиться на постоялом дворе можно. А то, не ровен час, заболеешь. Что в телеге-то было? – просто так поинтересовался Петр. – Рухлядишка, что ли, какая?
Мужик подобрал монету и, зажав ее в кулаке, всхлипывая, проговорил:
– Мешки со сбором были. Вез их в Москву в Аптекарский приказ, как ягодную повинность, да и поделки разные… Думал, сдам в приказ, вернусь, успею вспахать свою десятину… Верну лошадку Севелию Богданычу, нашему местному воеводе. Я ведь ее с отдачей брал. Внучку свою Настеньку по долговой грамотке у него за лошадь оставил. Эх! – Он вздохнул, закрыл локтем лицо и беззвучно зарыдал.
Петр от удивления открыл глаза:
– Так ты что, мужик, помяс, что ли?
– Да, – подтвердил тот, тылом кулака вытирая мокрые от слез глаза.
– Откуда сам?
– С Верхососенска.
– С Верхососенска? – повторил Петр. – Это не тот ли Верхососенск, что в Белгородском воеводстве?
– Да, он самый, – шмыгнув носом, сказал мужик. – Только ближе к Изюмской черте.
– Готфрид! Готфрид! – позвал друга Петр. – Иди сюда скорее.
– Что случилось? – спросил аптекарь взволнованно, подойдя.
– Ты представляешь, он помяс, и как ты думаешь, откуда?
Готфрид недоуменно пожал плечами, как бы говоря: «Ну и что? Мало ли помясов?»
– С Верхососенска!
– Да ты что? – удивился тот и оценивающе смерил мужика взглядом. – Вот неожиданность! А мы как раз туда едем. Много вас, помясов, в Верхососенске?
– Всего трое, – грустно ответил тот. – Я, мой сродственник да моей жонки брат Василий. Еще моя внученька Настенька помогает нам. Господи! – воскликнул снова мужик. – Что же теперь будет с моим ребенком, в холопки девка пойдет. Горе-то какое. Где я возьму лошадь, чтобы вернуть воеводе? Ой, ой! – застонал мужик. Он склонил голову, обхватил ее руками и, качаясь из стороны в сторону, снова зарыдал.
– Как звать-то тебя? – спросил Готфрид.
– Офонасий.
– Сочувствуем твоему горю, Офонасий, – сухо произнес Готфрид.
– А знаешь что, – проговорил вдруг Петр, – теперь тебе ехать в Москву нет никакой надобности, да и не на чем. Поехали с нами. В повозке места хватит. Покажешь нам, где в Верхососенске самые лучшие травы растут. Бог даст, где-нибудь раздобудем тебе лошадь…
