– Да ты-то, кто такая? Откуда тебе-то это все известно? – Виталик тяжело опёрся на стол и посмотрел на девушку исподлобья. Недоверчиво.
– Дочь я Финиста да Марьи искусница. Стало быть, сестра твоя.
– Вот так новость, – Виталик как стоял, так и сел. На пол. – Отродясь сестры у меня не было. А я думал…
– Знамо, чего ты думал, – дал ему подзатыльник Пенёк. – А ты, Настасья, умолчать не смогла. Дошли бы до Кудыкиной, там бы и сказала, теперь пуще испугается и с места не сдвинется. Изнеженный богатырь-то, гляди, как бы вспять не повернул от истины твоей.
– Чего мне поворачивать-то? – поднялся с пола Виталик. – Зря сюда пришел, что ли?
– А, ить, кто тебя знает. – Пенёк примостился с ним рядом…
– Да, чего вы мне тут голову морочите? Какая дочь у Финиста и Марьи искусницы? Они, вообще нигде и никогда не пересекались! И не было у них никогда ни сына, ни дочери! – заявил, подбоченившись, Виталик.
– Как это не пересекались? – опешил Пенёк.
– Как это не было ни сына, ни дочки? – возмутилась Настя. – С чего вдруг такая знань?
– Знань? Что это? Что за слово такое неадекватное? – ухмыльнулся Виталик.
– Знань-это знание, по-вашему, – ответила Настя.
– Так вот, знань, как ты говоришь, из сказок. Обычных детских сказок, в которых ничего подобного не было. – Сказав все это, Виталик выдохнул и, налив из кувшина молока в кружку, залпом ее осушил. Пенёк, после его слов как-то весь съежился и пригорюнился, подперев подбородок самой толстой веточкой. В углу, на печке вдруг возник и с удовольствием потянулся сытый, черный кот и громко замурлыкал.
– Да, будет тебе, Баюн. – Настя подошла и почесала его за ушком. – Не надо баюкать.
Кот словно понял ее, развернулся, прошел по краю печки, перепрыгнул на полку, висевшую на бревенчатой стене, лапами поскидывал несколько глиняных пузыречков и громко мяукнув, вскочил на подоконник и выпрыгнул в окошко. Уходя в лесную чащу, несколько раз обернулся, сверкнув загадочными кошачьими глазами. Настя видела его некоторое время, а когда он растворился в темноте леса, быстро собрала в сумку сброшенные им с полки пузырёчки.
– Ладно, – решительно сказал Виталик. – До Кудыкиной, значит, до Кудыкиной. Говорите, что делать надо.
– Вот и дело, – обрадовался Пенёк. – Вот и хорошо. Ты только скажи, а Пень богатырский тут, как тут. Что скажешь, Настасья?
– На утренней заре отправимся дальше. – Кивнула головой Настя и полезла на печь. Витослав, взяв со стола калитку, устроился на сундуке у самой двери, а Пенек расположился у окошка и не прошло и пяти минут, как сладко с вызовом захрапел на всю избу.
– Пень! – швырнула в него валенком Настя.
– А, чего, кто? – встрепенулся он, моргая спросонья.
– Не храпи, как пьяный под забором.
– И то дело говоришь, – согласился Пенёк, сладко зевнув, перевернулся на другой бок и тихо засопел. Виталик, съев пирожок, долго ворочался, мысли разные не давали заснуть. Ворочался с боку на бок, деревянная крышка сундука жёстко давила на тело. Он тысячу раз пожалела о том, что согласился и миллион раз был готов узнать о себе правду.
– Не спи-ш-ш-шь, – неожиданно услышал он. Повернув голову, увидел, сидящего на подоконнике Баюна и шумно выдохнул. – Напугал, котяра. Да уж. Не спится. И таблеток успокоительных нет…
– Могу помочь, – кот мягко спрыгнул на пол и в два прыжка оказался рядом с сундуком.
– Это как? – усмехнулся Виталик, поднявшись на локте и насмешливо посмотрел на чёрную, толстую, наглую морду кота. – Колыбельную споешь?
