Вскинув глаза, встречаю устремленный на меня взгляд исподлобья, в котором искрится веселье. Его губы улыбаются и произносят:
— Только не бросай меня под машину. Остановись.
— Отпусти… — отвожу от него глаза.
— Извини, — говорит, не разжимая пальцев. — Я перегнул палку.
— Когда? — смотрю на него с вызовом. — Когда светил голой задницей? Или когда полчаса назад предложил сделать тебе минет?
— Извини, — повторяет, не собираясь уточнять. — Я… — качает головой. — Просто хочу узнать, как ты теперь живешь.
— У меня был опыт минета, если тебя интересовало это, — сообщаю, чувствуя, как мои щеки взрываются красным, ведь это ложь.
У меня не было такого опыта с ним, я была такой пугливой и скромной, что заставляла его выключать свет, когда мы оставались наедине, по крайней мере поначалу уж точно. И за семь лет в моей жизни не появилось человека, с которым я бы хотела приобрести опыт такой интимной ласки.
— Ты покраснела, — Марк поднимает руку, будто хочет дотронуться до моей щеки, но потом опускает, делая глубокий вдох. — Тебе идет, — кружит по моему лицу взглядом. — Я миллион лет не видел, чтобы девушка краснела.
От этих слов я краснею еще больше, чувствуя себя неопытной простушкой рядом с его уверенностью в себе. Это отзывается в теле трепетом, как и его взгляд, в котором скачут пугающие меня эмоции.
Он и правда изменился. Это я не изменилась. Он был прав...
— Перед Новым годом случаются чудеса. Наслаждайся, — желаю ему.
— Спасибо. Я почти перестал в них верить, — сглаживает он мою колкость.
Во мне бурлит слишком много всего, чтобы прятать шипы, поэтому запальчиво говорю:
— Не поверишь, я тоже. Я вообще ненавижу Новый год! А знаешь почему?
— Нет. Расскажешь?
— В Новый год семь лет назад я поняла, что ты выбросил меня из своей жизни и даже не попрощался, — проговариваю на одном дыхании. — Ты обещал… что мы встретим его вместе… с тех пор я этот праздник терпеть не могу.
Сглотнув, я уже жалею о том, что влезла в эту трясину. В прошлое, в котором семнадцатилетняя девчонка шлет своему парню сообщения в новогоднюю ночь, надеясь, что хотя бы на этот раз он ей ответит.
Он уехал в сентябре, и с каждым месяцем вестей от него становилось все меньше и меньше. Я писала ему о том, что дико скучаю. Что дни без него стали пустыми, неинтересными и тянутся бесконечно долго. Я рассказывала ему о своей учебе в университете, о новых знакомых и о том, как безумно жду нашей встречи. Как мониторю билеты в Канаду и ругаюсь с папой, потому что он не отпускает…
Я желала ему доброго утра и спокойной ночи. Я желала ему успехов и верила, что у него все получится. И у него получалось…
К декабрю от него приходило в лучшем случае одно сообщение в неделю, но я ведь знала, как много он тренируется. И про разницу во времени я тоже знала, но мне было семнадцать, и я любила его, а все остальное мне казалось неважным.
«С Новым годом. Я люблю тебя», — это сообщение было моим последним.
Оно так и осталось неотвеченным. Больше я ему не писала. Он мне тоже.
Я не люблю Новый год. Зотов умудрился оставить отпечаток в моей жизни, а я в его очень вряд ли.
Его лицо каменеет, взгляд становится напряженным. Тяжелым!
— Аглая… — прикрывает на секунду глаза. — Все это сложно…
— Так всегда говорят, когда нечего больше сказать.
— Аглая…
— Просто отвали от меня, — прошу его хрипло, вырвав руку.
Выйдя из кухни, носом врезаюсь в громадную грудь Страйка, который сжимает мои плечи, смеясь:
