Альберт распластывается на диване в неестественной позе и выглядит, черт возьми, мертвым!
— Нужно его раздеть… — страдальчески тянет Таня, убирая с лица волосы.
— Раздевание у вас в первый раз? — с иронией интересуется Капустин, отходя от дивана.
— Знаешь что?! — развернувшись на пятках, Таня тычет в него пальцем. — Никто не просил тебя ему подливать! И наши с ним дела тебя не касаются!
— Ну извини, — разводит Данила руками. — Никто не заставлял его пить.
— Блин, Танюх, извини, — в отличие от Капустина Страйк выглядит действительно виноватым. — Не думали, что его так развезет.
— О, господи! — приложив пальцы к вискам, Таня закрывает глаза. — Выметайтесь отсюда. Оба!
Несмотря на то что это его дом, Данила размеренно идет к двери, на ходу расстегивая собственную куртку и говоря:
— У меня есть аспирин, если что.
— Засунь его себе в задницу! — летит ему вслед.
Когда за Страйком закрывается дверь, Таня устало плюхается на диван, потеснив бесконечные ноги Альберта.
— Я не могу оставить его здесь одного. С этими придурками.
Внутри поднимается паника, и я звонко спрашиваю:
— Ты хочешь сказать, что мы останемся здесь на ночь?
— А что ты предлагаешь? — возмущается она. — Везти его в таком состоянии в город? Он же… всю машину…
— Я поняла! — обрываю ее, подлетая к окну и чувствуя, как в виске болезненно пульсирует вена.
Остаться здесь на ночь? Моя ладонь до сих пор горит от «воспоминаний». Я рассчитывала «переварить» Зотова и его выкрутасы дома, в родных стенах, теперь придется спать с ним под одной крышей. Не уверена, что вообще смогу уснуть, помня чертей, которых увидела в его глазах там, на кухне.
— Ему нужна вода, — кивает Таня на Альберта. — У него будет обезвоживание, — смотрит на его бледное лицо. — Принесешь? А я пока попробую его раздеть, — кривится с обреченным вздохом.
— Ладно… — выхожу из комнаты, оставив дверь открытой.
Быстро сбегаю по ступенькам, натыкаясь на Нику, которая вешает в шкаф свою шубу и, увидев меня, участливо спрашивает:
— Ну как он? Бедненький…
— Жить будет, — отвечаю, проходя мимо нее.
В гостиной снова галдеж. Иду на кухню, обнаруживаю там сидящих друг напротив друга Зотова и Капустина. Их тихий разговор мгновенно прекращается, и две пары глаз обращаются ко мне: одни насыщенно-карие, вторые небесно-голубые.
Проигнорировав обоих, двигаюсь к тому ящику, в котором в прошлый раз обнаружила посуду.
— Ладно, пойду ворота закрою, — объявляет Данила, вставая из-за стола. — Будь как дома, РозенБаум.
— То есть я могу переночевать в твоей спальне? — бросаю ему.
Данила посмеивается, отвечая:
— Где пожелаешь, Агуша.
Поджав губы, смотрю перед собой, пока его шаги не стихают. В комнате повисает тишина, ее я тоже игнорирую. Открываю холодильник в поисках воды, но, кроме бутылок с алкоголем, ничего не нахожу.
— В этом доме есть вода? — спрашиваю, не оборачиваясь.
— Да, в кладовой, — отвечает Зотов.
Развернувшись, иду к двери, собираюсь отправиться на поиски кладовой, но Марк встает со стула и перехватывает мой локоть. Развернув к себе лицом, говорит:
— Куда ты? Я сам принесу.
Я не смотрю в его глаза. Только на его пальцы, которые сжимают мою руку: не больно и не настойчиво, но я не тороплюсь вырваться и убежать.
— Не хочу перегружать твою ногу, — говорю ему. — Вдруг ты споткнешься и сломаешь себе еще что-нибудь. Нос или руку… — вкрадчиво осыпаю его предсказаниями.
— Аглая! — тормозит он меня.
