Следующий год семья несколько месяцев обитала на Смольном проспекте, в доме номер тринадцать. Несмотря на несчастливое число, и дом, и квартира были неплохие. Хороший парк возле собора. Пётр Алексеевич выторговал приличные условия и планировал пожить в этом месте подольше. Но Лиза к этому времени увлеклась эзотерикой и нумерологией и, рыдая, умоляла Рара съехать с квартиры как можно скорее. Она что-то такое высчитала, то ли номер дома с номером квартиры не так сложился, то ли количество ступеней до квартиры неправильное число составляли – домочадцы честно, но безуспешно пытались усвоить, – но жить в квартире было нельзя. Глава семейства никогда не видел старшую дочь в таком истеричном состоянии. И во избежание дальнейших ссор клятвенно пообещал найти после лета новую квартиру.
На третий год питерской жизни семья Ивановых вошла в привычный для петербуржцев ритм – весна и лето за городом, осень и зима – городских квартирах, – поэтому очередной переезд их не пугал нисколько.
И вот теперь, сидя в столовой их последнего пристанища на Гороховой, в доме номер восемь: и адрес, и дом, и квартира наконец-то устраивали всех, – Алексей рассматривал отца и сестёр, пытаясь понять, что же такое произошло.
Вошла горничная с вопросом, можно ли убирать со стола...
Сестры встали. Поцеловав поочерёдно отца и брата, пожелав хорошего дня, по-прежнему не глядя друг на друга, разошлись по своим комнатам.
Алексей с отцом молча сидели за столом, не зная, как себя вести. Младший Иванов видел, что отец расстроен и растерян. Впрочем, в таком состоянии Пётр Алексеевич пребывал последнее время практически постоянно. В Вятке он казался Алёше самым сильным и умным. Сейчас же постарел, в отсутствии физической нагрузки, какую требовал уход за садом, обленился и обрюзг. Чтобы скрыть излишнюю полноту, стал носить более свободную одежду, из-за чего даже дорогой фрак смотрелся на нём неопрятно, как с чужого плеча. Отец превратился в Лизиного Рара и сильно проигрывал подтянутым, остроумным и решительным кадетским преподавателям.
Через несколько минут появилась горничная с подносом и сообщила, что барышни вышли из дома и просили передать, чтобы к ужину их не ждали.
Отец с сыном покинули столовую и, не сговариваясь, направились в кабинет.
– Что стряслось, папа? Почему они такие сегодня? – спросил Алёша, устраиваясь в старом, ещё вятском, кресле.
Пётр Алексеевич несколько раз прошёлся по комнате, остановился против сына и сообщил:
– Они не только сегодня такие, сынок…
За несколько лет обитания в столице обе девочки сильно переменились. Никто из прежних вятских знакомых не узнал бы в девицах Ивановых ни пекущуюся о приличиях Лиззи, ни равнодушную к приличиям и своему внешнему виду Анни.
Первые полгода семейство Ивановых, в отсутствии Алексея, дружно занималось обустройством своей новой, питерской, жизни. Выбирали мебель, гимназии и курсы, портних и парикмахеров, спектакли, которые надо бы посетить, и кондитерские, в которые прилично зайти юным особам без сопровождения, заводили знакомства...
Весной, как и обещали, всей семьёй приехали фон Людевиги, но побыли в столице недолго. Летний сезон все дружно провели на Рижском взморье. Суета и радости общепринятого курорта очень понравились девочкам, но вызывали раздражение и у барона, и у мужской части семьи Ивановых. Слишком шумно, слишком много кавалеров, «мужчины и дамы посходили с ума, раз позволяют себе появляться на людях в таком виде»...
