Дом на мысе Полумесяц. Книга 3. Возвращение домой - страница 4



Перед выходом из дома Конни тепло оделась – на улице стоял лютый холод. Она поздоровалась с Барти, старым садовником, которого Сонни прозвал ее «сообщником», заварила ему чай и поставила чайник на старый поднос, зная, что Барти отнесет его в сарай и там будет тихо сидеть с самокруткой и чашкой чая, читая результаты вчерашних скачек в утренней газете, а потом пойдет в курятник за яйцами. Она попросила Барти принести картофель из бурта[4], который они построили прошлой осенью, и нарвать моркови на огороде.

Поход по магазинам отнял больше времени, чем Конни рассчитывала, но не потому, что покупок было много, а потому, что их местный бакалейщик дружил со всем покупателями и тем, кого давно не видел, считал за обязанность сообщить все последние сплетни. Когда Конни наконец вернулась, она сразу обратила внимание, как холодно стало в доме. Поднимаясь по высокому холму от деревни с пакетами в руках, она согрелась, а войдя в коридор, сразу ощутила разницу в температуре. Бросив покупки на стол в столовой, она пошла в гостиную разжечь огонь в печи, который уже разводила с утра. Открыв верхнюю заслонку и впустив воздух, вернулась и отнесла покупки на кухню.

Она уже собиралась разложить продукты по полкам, как заметила, что Барти так и не принес в дом овощи, о чем она просила его утром. Конни нахмурилась. Несмотря на все недостатки, старый садовник всегда неукоснительно выполнял свои обязанности; это было на него не похоже. Барти любил свою хозяйку и ни за что бы ее не подвел. Может, у него начались проблемы с памятью? Конни догадывалась, что лет садовнику уже очень много. Она точно не знала его возраст, но, раз его ранили в Англо-бурскую войну[5], ему должно было быть не меньше семидесяти пяти.

Конни вышла через черный ход и поспешила по длинной тропинке, ведущей мимо яблонь, грядок с клубникой и овощами к большой теплице, за которой стоял сарай. В теплице садовника не оказалось, но над трубой сарая поднималась тонкая струйка дыма: горела буржуйка. На буржуйке держалась вся отопительная система, благодаря которой Конни могла выращивать овощи круглый год.

Она направилась к двери, решив, что Барти в сарае. «Наверняка уснул», – подумала Конни. Она не собиралась его в этом упрекать: если старику вздумалось вздремнуть, что в этом такого? Открыв дверь, она увидела ярко горевшую буржуйку; танцующее пламя виднелось сквозь обращенную к ней стеклянную заслонку. Но ее больше волновал Барти. Садовник сидел в старом кресле, которое раньше украшало гостиную Конни, но теперь переместилось в сарай и стояло рядом с верстаком. Он спал, голова слегка завалилась набок и лежала на спинке кресла.

– Барти, с тобой все хорошо?

Он не ответил, и Конни испугалась: может, он заболел?

– Барти, – повторила она громче, осторожно приближаясь к креслу.

Старик пошевелился и открыл глаза. Выпрямился, и на его лице отразилась смесь стыда и удивления.

– Простите, миссис Хэйг, – пробормотал он, – я, видно, задремал.

– Барти, ты так меня напугал! – Конни попыталась замаскировать суровостью свою тревогу. – Ты не заболел, нет?

– Э-э-э… нет, но в последнее время такое со мной частенько. Старик я уже.

– А овощи собрал, как я просила, прежде чем решил изобразить Спящую красавицу?

– Да, они за дверью в мешке. Сейчас отнесу в дом.

Барти встал, потянулся, и тут его лицо исказила гримаса боли. Он зашатался, побледнел, как привидение, и с выражением муки в глазах упал на руки Конни. Та усадила старика в кресло, нащупала пульс, но инстинктивно поняла, что уже поздно. Для ветерана Англо-бурской войны пробил последний час.