Дом с кошмарами - страница 4



Открыв дверь, я чувствую запах бекона.

Снизу доносятся голоса. Приглушённые, взволнованные, потрескивающие, как ветки на ветру. Я улавливаю только обрывки, когда хватаю свой блокнот и неслышно крадусь мимо бывшей бабушкиной комнаты вниз по лестнице. До меня долетают слова «Нам не по карману», «Недостаточно зарабатываем», «Пока она в школе». В последнее время я слышу их всё чаще.

Когда я вхожу на кухню, мама и папа смотрят на меня и торопливо улыбаются, как будто пытаются сделать вид, что всё в порядке. Но я по-прежнему вижу морщины у них на лбу, глубокие круги под глазами (к слову, не пустыми).

– Доброе утро, Пенни, – говорит папа. – Тебе положить бекон?

У него весьма неплохо получается улыбаться и говорить так, словно ничего не случилось, но по его лицу видно, что его что-то тревожит.

– Привет, моя девочка, – говорит мама. Она тяжело вздыхает. – Как спалось?

Мне снился кошмар: люди с пустыми глазами, зовущие меня к себе. Если я расскажу об этом, то на лицах родителей появится ещё больше тревоги. С моей помощью Творец Страха получил власть над реальностью, и именно мне суждено понять, как остановить его растущее могущество. А что, если именно этот бесконечный океан страха в моём сознании питает его силу? В моём животе растёт семя, порождающее страх? Как будто я – электрический ток, медленно, но верно заряжающий его, и его зарядка приближается к ста процентам. Во всяком случае, мне нужно придумать, как взять часть маминой и папиной тревоги, часть нашей общей тревоги и уменьшить её, потому что, возможно, в результате и Творец Страха ослабнет.

– Неплохо, – отвечаю я.

Папа накладывает мне яичницу с беконом, и я сажусь за стол вместе с блокнотом. (Родители уже привыкли, что я что-то пишу даже во время завтрака.) Всегда здорово, когда готовит папа. Мама каким-то образом умудряется сжечь всё, что бы она ни пыталась приготовить. Кроме апельсиновых булочек. Её апельсиновые булочки просто фантастически вкусные. Думаю, что именно из-за тревоги, написанной на лицах мамы и папы, мы уже давно не пекли апельсиновые булочки.

Папины румяные щёки и мягкий живот немного успокаивают меня этим утром. Так хорошо их видеть, сразу чувствуешь себя лучше. То же самое можно сказать и про мамины очки в заострённой оправе, и про волосы, собранные в небрежный пучок, из-за чего она выглядит так, будто может завоевать весь мир одним движением руки. Она часто подрабатывает волонтёром в библиотеке, пока я в школе. Интересно, это как-то связано с тем, о чём они шептались?

– Мы можем как-нибудь испечь апельсиновые булочки? – спрашиваю я. – И пойти купить краску для наволочек на Хеллоуин?

– Хм, – произносит мама. – Пожалуй, это отличная идея!

Тревожные морщинки никуда не делись. Я всегда знала, что у нас не было кучи денег, но главное, что мы были друг у друга, к тому же нас выручал папин цветочный магазин, и казалось, что этого вполне достаточно. Но сейчас, наверное, уже нет. В последнее время, особенно с тех пор, как у бабушки стало прихватывать сердце и мама, и папа ходят так, словно им в обувь налили цемент, а на плечах они носят половину земного шара.

Раньше, пока не пришёл Творец Страха, я не придавала этому значения. Что, если у бабушки случится ещё один сердечный приступ и мы ничего не сможем сделать? (Так сказали врачи, и именно поэтому бабушке пришлось переехать из своей комнаты в дом престарелых.) А вдруг больных сердцем становится всё больше и больше? И всё больше и больше пустых глаз? А вдруг? А вдруг?