– Это… это я его вывела из замка. Насыпала страже сонного зелья. Не отдавай его! Я люблю его!
И словно эхом, губы Жиля повторили:
– Я тоже люблю тебя.
А руки ещё крепче прижали девушку к своей груди.
– Я всё время вспоминала тебя, – шепнула Николетт. – Я знала, что мы обязательно встретимся…
Де Жюсси вдруг словно постарел лет на десять. Он грузно осел, и, помолчав, глухо произнёс:
– Вот оно как… Я вмешался в судьбу старшего сына. И он погиб в войне с неверными. Я выступил против решения второго сына… Он бросил отчий дом и уехал в Константинополь. Сколько уже лет от него никаких вестей. Что ж… Николетт, я дал клятву перед Небесами – за тебя я решать не стану. Если твой выбор таков, я его приму. Благодари мою дочь, школяр. И уходи. Сегодня, прямо сейчас. И возвращайся, только если при следующей нашей встрече сумеешь мне доказать, что достоин руки Николетт.
Дом старого шевалье Жиль покидал словно в тумане. Весь следующий день Пьеру пришлось вести друга чуть ли не за руку. Но вскоре и прощальный взгляд девушки, и слова её отца спрятались поглубже, в самый укромный уголок души. Родные края Жиля затопила усобица между сеньорами. Последний раз такое случалось очень давно, поэтому жители были напуганы и растеряны. К чужакам, пусть и при деньгах, готовых заплатить за постой, относились настороженно. Впрочем, Жиль и Пьер, пользуясь летом, всё равно старались ни в трактирах, ни в странноприимных домах не ночевать. Когда в округе полно солдат с оружием, можно наткнуться на лихого человека, готового за долю в добыче рассказать кому-то про увиденный чужой кошелёк, полный монет. А едва начались знакомые Жилю места, друзья вообще двинулись напрямую через лес. Дольше, зато безопаснее.
К деревне друзья вышли, когда солнце перевалило за полдень. Пользуясь тем, что дом родителей Жиля стоял почти на окраине, поспешили туда в обход через ближние огороды. Иначе придётся отвечать на вопросы каждого встречного: где был, как последний год жил… После вчерашнего дождя земля набухла, липла к башмакам неподъёмными комьями, мешала идти. Жиль мчался так, будто за спиной выросли крылья. Пьер за другом еле поспевал… Выбежав к пепелищу на месте подворья, Жиль резко замер, будто налетел на невидимую стену.
– А я ждал тебя, – из-за кошмарного зрелища парень заметил сидевшего на обгорелом обломке старосту, лишь когда тот заговорил. – Как случилось всё, каждый день, почитай, сюда хожу. Жду, когда придёшь.
В глазах мужчины вдруг выступили слёзы, а Жиль внезапно подумал: сколько он не видел отца Урсюль? Год всего, и уходя, оставлял крепкого как дуб, уверенного и властного мужчину. А сегодня на куске обугленного бревна сидел немощный старик.
– Что?.. Что случилось?..
– Солдаты. Мы, как заметили, попрятаться успели. Попривыкли уж. А отец твой слаб был. Они не успели. Сын мой с ними был и жена моя. Проведать зашли, сын-то с твоей сестрой осенью свадьбу играть должны были. Да вот так. Вторая твоя младшая-то жива. Не нашли её, иродовы дети. Горячка у неё пошла, от увиденного-то. Но тётка Валери говорит – поправится. Ты в ней не сумневайся, наша знахарка просто так болтать не болтает…
Жиль слушал, не проронив ни звука. Стоял неподвижно, словно он – ещё один обгорелый столб из тех, что торчали в развалинах. Пьер сочувственно положил руку ему на плечо… Жиль злым и резким движением её сбросил, развернулся и ровным механическим шагом пошёл в сторону леса.
