Дождь и солнце. Странники поневоле. Книга 4 - страница 9

Мы сошли с подвод. Танечка, уставшая сидеть, забегала с такой быстротой, что я еле-еле успевала ловить ее чуть не из под ног лошадей. У отца, как обыкновенно в моменты сильных волнений, глаза стали совсем треугольными. «Володя, – кричал он сердито издали, – в чем же дело? Что же это такое?» Я видела, как Володя подняв плечи, развел руками, и они о чем-то заговорили. Мне было жутко подумать, что может быть мы опоздали, что граница Австрии закрыта, война кончится и мы окажемся под советской оккупацией. Мне казалось, что это конец всему: нашему счастью, любви и нашей семье. Но дети и забота о них отвлекли меня. Они просили есть, Танечка хотела пить. Из дорожного мешка я достала пирожки, спеченные еще в Уттендорфе. Спасибо Наташке, работнице на ферме, вывезенной немцами из России, это она под юбкой принесла мне мешочек муки, узнав о нашем отъезде. Мама подошла ко мне и сказала, что все решили пойти выпить кофе, пока покормят лошадей. Зал кафе тоже был переполнен. Военные преобладали. Все лица были нахмурены, торопливо что-то закусывали, говорили в полголоса. Поповский был мрачен и невозмутим. Одна мама не унывала и старалась всех подбодрить. «Все делается, господа, к лучшему, в Ах спокойно переедем, это нам даже не крюк. Я только что спрашивала вот у того толстого немца, и он мне сказал, что Ах до Перах, где Гога, ближе, чем Браунау. Не все ли равно, с какой стороны ехать?» Но меня Гога и его село интересовали мало. Подо мной горела земля. Переехать, переехать границу Баварии и мы спасены.

Горячий кофе, имевший общего с кофе только одно название и цвет, все же нас подбодрил. Поедем скорей, Бог с ним, с этим суетливым городом, наполненным военными, СС и полицией. И мне стало спокойно, только когда мы, проехав под старыми городскими воротами, покинули площадь и с длинной узкой улицы свернули направо. Город кончился. Отдельные домики попадались все реже, пошли огороды, поля. Дорога спускалась вниз, мы переехали через мостик и вскоре въехали в лес.

Вдруг стало совсем спокойно. Лошади бежали бодро. Мы проехали несколько километров, не встретив ни души. Величественный, стройный, тихий-тихий хвойный лес, местами кустарники, начинающие зеленеть. Солнце то освещало желтыми пятнами дорогу, то пряталось за набегавшие тучи. Теперь мы Инн оставили в стороне, граница идет здесь по притоке Инн Залцах. «Вот она» – Володя указал направо. Там лес спускался к долине и моментами сквозь зелень кустов, блестела белыми пятнами вода. «Вот там за рекой уже Бавария? – удивилась я. – «Как близко и речка узкая. И вдруг попадется по дороге маленький мост, никого на нем нет, и мы переправимся». Володя засмеялся. «Чего ты волнуешься? Должны нас пропустить. Ведь было сказано в Браунау, что здесь свободно можно проехать». Нам стало весело. «Останови, давай закурим». Передняя подвода тоже остановилась, и все как горох посыпались с нее. Остался сидеть только отец, и нам видна была его широкая, немного сутулая спина, над ней круглая серая шляпа. Дети прыгали с ноги на ногу, Алинка и Анна что-то перемещали на телеге и спорили. «У меня ноги затекли, я не могу все время так сидеть, тут угол того чемодана врезается в бок», – громко говорила Анна; дети пищали, что голодные. Мама начала доставать сандвичи и им распределять. «Э-э господа, да так мы никогда не доедем, – возмутился Владимир Петрович, – разве это возможно так ехать? То останови, этому не удобно, то дети голодные. Смотрите, который час!» Он до того разворчался, что, передав вожжи Алинке, пришел на нашу подводу, улегся на сено рядом с Мишей и укрылся с головой буркой. А Володя веселел все больше, затянул одну песню, потом другую, я стала подтягивать. Танечка сначала смеялась, потом, прислонившись к моему плечу, закрыла глаза и заснула. Я накрыла ее одеялом и, переменив затекшую руку, устроилась поудобнее. Время подходило к вечеру и стало прохладно. Мы выехали из леса. На крутом берегу с той стороны реки (хотя казалось совсем близко) показались громадные стены старой крепости замка. «Бургхаузен, – сказал Володя». Поповский закопошился на сене и высунул голову из под бурки. «Ну-с? – сказал он полувопросительно, – а у меня заныли ноги от волнения. – Это с той стороны, а с этой сейчас въедем в Ах. Пропустят ли нас?» Под ложечкой сосало и было невыносимо сидеть без движения. Солнце скрылось, и с запада медленно надвигалась черная туча, все больше и больше закрывая небо. В двадцати шагах передняя подвода, мерно покачиваясь, подвигалась вперед. Мать сидела боком, свесив ноги. Отчего-то мне очень хорошо запомнилась ее фигура в черном пальто с черным барашковым воротником и в меховой шапочке. Она спокойно смотрела на Бургхаузен.