Дубровский. Том III - страница 2

Наконец сообщили, что Кирила Петрович проснулся. Его одели и вынесли в кресле к Маше на веранду.

Один глаз у него не открывался уж вовсе.

Кресло поставили на пол веранды, стул для Марьи Кириловны придвинули ближе.

Маша села, взяла папеньку за руку. Тот только что-то простонал и никто не мог сказать наверняка – узнал ли старик дочь или просто отозвался на ласковое прикосновение.

Дочь тихо поговорила с отцом, рассказала, что все хорошо и у нее, и у Саши, что все идет ладно и своим чередом. Она искренне жалела Кирилу Петровича. Все прошлые горькие обиды исчезли, оставив только эту жалость и чувство вины, которое всегда возникает в человеке по отношению к тяжело больному или усопшему близкому.

Сидеть долго резона не было никакого. Так что, вздохнув и смахнув слезу, Маша поднялась и стала собираться к себе в Арбатово.

– А папенька пусть немного побудет тут, на солнышке хоть четверть часа, – велела она. – Только приглядывайте за ним.

– А как же, барыня, а как же! – закланялись управляющий и остальные собравшиеся крепостные.

Марья Кириловна ускакала прочь.

Крепкая баба какое-то время, скучая, просидела рядом с Кирилой Петровичем, потом ее кликнули помочь на кухне и она ушла. Все равно было тепло и тихо, а старый барин едва понимал, что происходит, да и вообще вновь стал засыпать.

И правда, полоса двора перед верандой, устланная газоном с редкими полевыми цветами, была пуста и безмятежна. Однако вскоре в глубине дичающего сада возникло какое-то острожное движение. Из-за деревьев появился Архип и пошел к веранде через газон, сминая цветы подошвами сапог.

Шел он быстро и деловито, так что даже если обитатели Покровского краем глаза увидали бы его, то не сразу придали бы этому значения – что с того, если мужик идет по делу.

Шел Архип и улыбался.

Кирила Петрович пробудился от одного, казалось, жгучего взгляда его, когда он еще не успел поставить ногу на ступень веранды.

Осторожно, не скрипя досками ступеней, Архип поднялся, заглянул в анфиладу комнат, раскрытую насквозь до парадного крыльца. Ни души…

Архип подошел к Кириле Петровичу и, улыбаясь, склонился над ним.

– Не скажу тебе здравствуй, старая ты колода. Ей-богу, смешно! Тише, тише, я – Дубровский! Что смотришь, не похож? А целый день как-то был им. Когда к дуре Глобовой наведывался. Давненько я в родных местах не бывал. А тут проездом, случаем занесло и прослышал, что ты слег. Так и захотелось поглядеть на мощи, что от тебя, падали, остались. Может и вправду есть Бог там, на небе? Может и вправду, каждому воздастся? Чего только за мной не записано, за что только я сам ответ держать стану! А все вытерплю, только чтобы ты не поднялся, чтобы так и пролежал…

Кирила Петрович, отойдя от первого испуга, побагровел и что есть мочи захрипел, изо всех сил желая позвать на помощь.

– Тихо, сказал! – велел Архип, доставая из-за спины из-за пояса топор.

Губа Кирилы Петровича затряслась.

– Ну будет тебе. Не боись. Я тебя не убивать пришел, только проведать. Ты лежи. Как мой барин, царствие ему Небесное, лежал, так и ты лежи. Все, что сотворено, припоминай. Только хорошенько, накрепко.

Архип сжатыми губами поцеловал Кирилу Петровича в лоб и, развернувшись, сбежал с крыльца, направляясь вновь под деревья, убирая за спину топор.

Вскоре он исчез из виду.

Небо стало мрачнеть, воздух густеть – вот-вот должна была грянуть во всю силу летняя гроза.