Эта безмятежная картина успокоила меня. Наверное, я просто неврастеник.
Я присел на траву рядом с ним и тихонько запел, сопереживая Андрею и чтобы самому окончательно успокоиться:
Дивлюсь я на небо тай думку гадаю,
Чому я не сокил, чому не летаю
Чому мени, боже ти крилец не дав?
Я б землю покинув и в небо злитав!
Андрей медленно перевел взгляд на меня, но ничего не сказал.
Скотина, подумал я, весь погружен в мечты о моей Веронике – как будто так и надо!
Тогда, чтобы вывести его из этого становившегося мне неприятным состояния, я задал вопрос, близкий моему и его мироощущению:
– Скажи мне, Андрей, как юный натуралист юному натуралисту: кто сильнее – сокил чи яструб?
– Смотря какой сокол и смотря какой ястреб! – мгновенно, не раздумывая ответил он.
– Ну какой ястреб? Тетеревятник, конечно!
– Если в небе столкнутся – сапсан или кречет наверняка его собьют, насчет балобана не уверен.
Немного подумав, добавил.
– Вообще, ястребы очень сильные и хваткие. Лапы у них, возможно, и посильнее чем у соколов. Своё не упустят. И характер коварный.
Последнее его размышление вновь вернуло меня на тревожные мысли. Не в силах терпеть их больше, я встал на ноги.
– Вставай! Ехаем! Ты будешь кречетом, а я сапсаном!
– Ты это к чóму?
– К тóму? Лежишь и мечтаешь о чужих женщинах, а там ястреб с двумя стервятниками нашу тетерку осаждают! Пафнутию-балобану трудно будет одному отбиться!
В мой эзопов язык Андрей врубился сходу и грубо сматерился, разрушив созданную мною поэтику.
– Так какого ты чёрта развел такую долгую прелюдию?! Увертюру к балету «Лебединое озеро!»
– Потому что я и сам ещё не уверился в своих предположениях… Ты и вовсе лежал и витал в облаках!
Оставшиеся две ловушки я закинул в глухую крапиву, рассчитывая завтра приехать на велосипеде и без волнительной суеты установить их.
– Ты бы хоть бандану свою на дерево повязал – потеряешь ведь ловушки!
– Не потеряю! Я как зверь чую и запоминаю спрятанное в траве добро.
Андрей газанул и мы полетели аки сокилы на смертельную битву с коварным ястребом и его спутниками-падальщиками.
Поучаствовать в битве нам не пришлось. Балобан Пафнутий справился и без нас, отогнав атаку хищников с помощью старой ижевки-одностволки, у которой был сломан боёк. Почти с самого начала моего заселения она стояла за книжным шкафом в ожидании когда я её, наконец, выправлю, но у меня всё руки не доходили.
И слава богу, что не доходили! В противном случае, она оказалась бы в сейфе и стала недоступной для Пафнутия.
– А где Вероника?!
– Закрылась в комнате и плачет, – сказал Пафнутий, осуждающе глядя на меня. – Она Григорию очки разбила…
Чувствовалось что он ещё что-то хочет сказать, но не договаривает.
А я стоял и думал – радоваться или нет? То, что очки разбила подлецу – однозначно хорошо! Но вот то, что закрылась и плачет – наверное, плохо.
– Андрей, ты ведь очень умный! Скажи, отчего женщины так сильно любят разных подлецов?
– Потому что они без комплексов и более добычливые! – не задумываясь ответил Андрей.
А я задумался, переваривая сказанное им и внимательно рассматривая товарища. Такое определение, лихо сформулированное им, вполне подходила и для него, и, возможно, для меня!
– Она не потому плачет, что вы думаете! – вмешался геройский Пафнутий. – Она плачет, поверив Григорию, что вы сами отправили его сюда, чтобы он забрал её и Ральфа обратно в обмен на пчелосемьи!
– Вот гад!.. И ты тоже поверил этому?
