***
Четверть нашего дома занимал дядя Витя, половину – дед с Колей, а еще четверть принадлежала тете Нине, которая в деревне почти не появлялась. Ее часть казалась мне самой старой и загадочной: двери, ведущие внутрь, всегда были заперты. Не оттого ли к ним так неумолимо тянуло?
Пытаясь разглядеть, что скрывается за пыльными занавесками, я привставал на железную завалинку, но тщетно. Несколько раз подряд дергал металлическую ручку входной двери в надежде, что однажды она волшебным образом откроется в неизведанный мир. Ручка музыкально скрипела, сыпалась со стен крыльца облупившаяся краска, но дверь не поддавалась.
Где-то там, в таинственном тумане зеленых обоев, прошла жизнь прабабушки, которую я знал лишь по воспоминаниям родных. На самой заре детства мы совсем немного жили в той таинственной комнате: по стенам стояли тяжелые железные кровати, столы, шкафы, белела русская печь, а из недоступного угла с лампадой строго смотрел на меня Николай-угодник. Там же висела единственная сохранившаяся фотография прабабушки и прадедушки.
Русскую печь во время раздела имущества сломали, а комнату поделили перегородкой, одна половина досталась Коле, а вторая – тете Нине. Печник из соседней деревни сложил у Коли печь поменьше, которую все почему-то называли финской. Холодную половину старой комнаты заперли до приезда тети Нины.
Единственное, что всегда оставалось доступным на ее половине, было старое покосившееся крыльцо с белыми узорами и декоративными окошками. Пересилив страх перед огромными «малярийными» комарами и не обращая внимание на занавеси паутины, мы с Лехой и Тёмиком обустроили на крыльце наблюдательный пункт – следили оттуда за участком Костика.
Тетя Нина появилась в деревне лишь однажды, пожила пару дней, посмотрела, что к чему, да и сделала так, что дом наш, поделенный на три части, вскоре разделился на четыре. Divide et impera, как говорили хитрые короли.
Случилось все так. В середине лета бабушка по делам ненадолго отлучилась в город. Тетя Нина позвонила ей по телефону и полюбопытствовала:
– И как только вы живете вместе с Колей? У тебя ведь своя семья. Народу много, а готовишь на всех ты одна, зачем тебе это нужно?
Бабушка, и впрямь уставшая от постоянных готовок и мытья посуды, откровенно сказала:
– Ох, Нин, конечно, устаю, но этот год последний, потом, наверное, будем готовить каждый для себя.
– И мы вот дома тоже все тянемся в нитку, тя-я-я-немся, – подытожила беседу тетя Нина.
Бабушка вскоре возвратилась в деревню, и все продолжилось своим чередом. Но вот в город засобирался Коля – проведать квартиру у «Выставки». Когда он вернулся, казалось, его подменили. Вместо того чтобы зайти в дом и поприветствовать всех, он мрачно сидел на лавочке и курил одну «Приму» за другой. Бабушка вышла спросить, что случилось:
– Коль, ты чего?
– Ты сказала Нинке, что мы с Райкой вас объели? – процедил тот сквозь зубы.
– Я сказала, что устала готовить на всех, – не стала увиливать бабушка.
– Я здесь неделями живу почти один, Райка не вылезает из своей Ямы, а ты такое говоришь! – с обидой процедил Коля, роняя пепел на землю.
Слово за слово, разгорелся грандиозный скандал. Коля страшно обиделся на бабушку и с тех пор стал питаться отдельно. Когда в деревню приехала Рая, бабушка пригласила ее отобедать. Все как будто вернулось на круги своя, и баба Рая даже посетовала:
– Что он, совсем с ума сошел? Когда я узнала, то даже заплакала, у нас ведь одна семья, так дружно и хорошо жили, и вдруг такой скандал! Ну зачем так?
