– Че орешь-то? Зачем пришла? – отвечала какая-нибудь дородная баба, приехавшая за водой на собственной машине.
– Я здесь рядом живу, вот щас как позову мужиков! – изо всех сил начинала визжать баба Рая.
– Вот и живи себе дальше и зови кого хочешь, – уверенно бубнила незнакомая баба, обеими руками накручивая изогнутую ручку колодца.
После такого обмена любезностями баба Рада, крайне недовольная собой и собеседницей, возвращалась домой.
– Ну что, урядник, схлопотала? – спрашивала ее бабушка.
– И как только… таких родила-то?! Хватит! Пусть хоть колодец вверх дном перевернут, а я вообще отсюда уйду! – начинала сокрушаться баба Рая, но на следующий день все повторялось вновь.
Коля номинально считался главой их семьи, хотя в некоторых вопросах предпочитал со своей супругой не связываться. Например, курил он исключительно тайком, дома поддерживалась официальная легенда, что Коля, в отличие от деда и отца, к сигаретам совершенно равнодушен. Но стоило ему выйти за калитку и скрыться из поля зрения, как он тут же доставал из потайного кармана «Яву» или «Дукат» и хорошенько затягивался.
Обычно баба Рая приходила в Дураковку на выходные, в будни она жила в родной Яме – так называли соседнюю деревню, находившуюся за рекой у подножья холма, где стояла Дураковка.
После обеда, когда наступал черед мыть посуду, баба Рая, встав из-за стола, мимоходом осведомлялась:
– Ну что, Андрей, отправимся сегодня в поход в страну Выдумляндию? Только если опять возьмешь чемодан, никуда с тобой не пойду.
Походом у нас называлась получасовая прогулка по дальним задам. Из детских книжек и мультфильмов я знал, что в путешествие с собой полагается брать провизию и полезные вещи, поэтому натягивал на плечи маленький рюкзак, доверху наполненный чурками и щепками, а в руки брал коричневый саквояж, набитый «инструментами». Саквояж этот был куплен моей бабушкой в магазине «Умелец», но мне казался волшебным предметом, взяв в руки который я на шаг приближался к взрослым.
Слова «председатель», «техник» и «агроном» безудержно манили своей серьезностью и порождали в моем воображении каких-то фантастических «начальников-безомтехников» и «специалистов-инженеров». А бабушкин саквояж с его разнообразными отделениями и щелкающими застежками как нельзя лучше дополнял образ «безомтехника».
В походах мы с бабой Раей слушали гудение большого трансформатора, скрип полевых кузнечиков, а однажды увидели, как на проселочную дорогу выкладывают гигантские бетонные плиты. Работал большой кран, подъезжали самосвалы, и бородатый прораб в оранжевой каске и спецовке рассказал, что они прокладывают в деревню новую дорогу. Деталей его внешности я не запомнил, но улыбка в усах и черной бороде по сей день видится мне среди деревенских полей. С тех пор дедовский «Москвич» на въезде в деревню больше не буксовал.
Уставая от тяжести рюкзака и саквояжа, я передавал скарб бабе Рае, которой приходилось тащить его весь обратный путь.
Родную Яму она не слишком любила. Рассказывали, что все из-за ее молодых подвигов в воинской части и колхозе, о которых судачили от Ямы до Дураковки.
– Народу лишь бы говорить! – возмущалась она в молодости. – Вот лежала я в больнице с аппендицитом, вышла – а вся деревня только и сплетничает, что Райка опять аборт сделала.
Детей у них с Колей никогда не было, может быть, поэтому ко всем маленьким существам баба Рая питала странную симпатию. Сидя на лавочке перед домом, она заводила беседу с каждым пробегавшим мимо ребенком, а когда поблизости объявлялись собаки, которых она всегда называла Дружками, то обязательно старалась их подкормить. Однажды очередной Дружок тяпнул ее за руку, когда та поправляла ему миску, после этого бабе Рае пришлось долго лежать в местной больнице и вытерпеть курс уколов от бешенства. С тех пор к бездомным собакам она стала относиться с большей осторожностью.
