Но что скорбеть? Однажды и руины
Сольются в восхитительный союз.
Мы – самые прекрасные картины
И… самые расходные из фуз. – «Художник»
Есть в арсенале Киевской стихи – молитвы, искреннее обращение к Богу, они тревожат душу, увлекают неистовой бунтующей силой, пленяющей сознание, обжигающей сердца – ведь поэтесса выражает в них наше высокое время, такое красивое и одновременно трагическое, время искушений и заблуждений. Выражает наше желание и наше стремление разобраться в первопричине полярности мира, замешанной на библейских, евангельских мотивах:
Мне думается: там, в небесной колбе,
Все будущие мысли перемешаны,
И мастером в холщовой белой робе
Оценены они и точно взвешены. – «Небесная колба»
Чрезвычайно полифоничен у Киевской образ «адской силы», воплощенной художественно богато: мятежность и непримиримость – это мильтоновский Сатана; знающий и мудрый – байроновский Люцифер; прекрасный, соблазнительный и коварный – чем не герой Виньи из поэмы «Элоа»; по мощи отрицания – гетевский Мефистофель:
Из Ничего – произрастает зло,
Из маковой росинки лживой фальши,
Дорогу пробивая тяжело,
На свет желая выбраться пораньше.
Вы знаете, как прорастает зло?
Быть может из ничтожности людской?
Иль из ничтожных зерен превосходства?
Так можно ль ожидать судьбы иной?
Где сорта нет – там сорное уродство:
Труха, опилки, жалкий перегной. – «Неблагодарное зерно»
Высокохудожественное, яркое направление в поэзии, в превосходной степени удобное, уклюжее и особенно красивое, как воплощение искрящейся даровитости, по некой странности судьбы имеющей общее с лейтмотивом честолюбивого Лермонтова: «…Страстная душа томится. Идеалы».
Здесь древние скалы – под стать великанам,
Пронзают вершиной тугой небосвод,
Здесь щедрое солнце червонцем чеканным
Ныряет в казну ослепительных вод…
…Очнувшись от знойной цикадной свирели,
Я мысленным взором к Сибири вернусь,
К морозным окошкам, к заснеженным елям…
ТЫ кажешься сказкой, далёкая Русь! – «Греция»
Карманный оракул, пропитанный евангельской сюитой Красоты и Милосердия: «…ибо я един со всем Человечеством». (Ветх. Завет). Живущая с интенсивностью, которую может дать только страсть и зрелость. В согласии с собой, с родственными душами и совестью, «Не терзаясь жалким страхом,//Что останусь неизвестной». Склонная к сентиментальным суждениям. Понимающая, что у нас две жизни: первая – дарованная, а вторая – начинается, когда мы понимаем, зачем пришли в этот мир и что у нас есть только одна жизнь. И участь в ней одна:
«…в борозду бросать семя…
Плыть к дому и брезговать тронами.
Я знаю. Я был Одиссеем». – О. Ладыженский.
Самобытная личность, выражающая в себе и вовне, в поэтическом даре, все образы, предпочтения и идеалы нашей эпохи; с собственным цельным мышлением, собственным трактатом судьбы, – «Променять единым махом //Мир земной на мир небесный», – хромосомным сводом двух «божественных капелек»: духа, сознательно влюбленного в мир, выбравшего библейский концепт мироустройства – «Пока я в миру, я свет этого мира» и души, мечтающей о простоте, свободе и естественной гармонии: «Мы – самые прекрасные картины…»
Редкая по своей кристальной яви «честь поэта», о сущности которой кратко, но живо и ярко выразился русский поэт М. Волошин: «… В глухонемом веществе заострять запредельную зоркость». Наглядно отражение – в легенде о великом художнике:
«Сидя под палящим солнцем, мальчик наблюдал, как молодой человек сосредоточенно откалывал куски от большой скальной глыбы.
