Я кивнул. На улице и в самом деле поднимался ветер. Наши места у стойки теперь оказались заняты, и мы присели за столик у окна. Из колонок доносилась легендарная «Джорджия» Рэя Чарльза. Прежде, чем Оскар успел заказать очередной виски, я попросил официанта принести нам два лимонада. Часы на стене показывали начало двенадцатого. Я почувствовал себя уставшим, но мне хотелось дослушать рассказ до конца, поэтому я как мог взбодрился, положил руки на стол и подался вперед, демонстрируя готовность слушать.
– Сегодня утром я через силу проглотил завтрак, натянул свои чистые новые вещи и отправился в госпиталь. Совру, если скажу, что был спокоен. В голове роилось множество мыслей, я пытался найти подходящие слова, но каждый раз приходил к выводу, что таковых не существует. За время своего заключения я не раз представлял нашу встречу. Представлял, как Лукас плюет мне в лицо, оскорбляет меня, плачет и кричит охране, чтобы меня выставили вон. Я знал, что заслужил это и был намерен стерпеть любое унижение. Однако я оказался не готов к тому, что произошло на самом деле.
Ровно в условленный час я зашел в здание больницы. Мне казалось, что стены коридора давят на меня с такой силой, что вот-вот превратят меня в лепешку. Запах формалина щекотал ноздри и вызывал тошноту. Я подошел к нужной двери как раз в тот момент, когда из нее вышла медсестра, толкая перед собой инвалидную коляску с четырнадцатилетним Лукасом. Да, ему этим летом исполнилось четырнадцать. И по моей вине он провел свой день рождения в инвалидном кресле и, скорее всего, проведет в нем и все последующие. До сегодняшнего дня я никогда не видел его лица. Он оказался симпатичным мальчиком. Густые каштановые волосы и длинные ресницы – напомнил мне молодого Монтгомери Клифта. Медсестра спросила, не против ли он, если она оставит нас наедине на пять минут. Он едва заметно кивнул, и она удалилась. Мимо нас сновали врачи и пациенты, но мне казалось, что на целом свете нас осталось только трое: Лукас, я и моя вина. Мы молча смотрели друг на друга. А потом он произнес: «Я знаю, кто вы. Я видел вас на фотографиях». Я начал было: «Лукас, я…», – но не смог больше вымолвить ни слова. Просто опустил голову и ждал, когда на меня обрушится лавина гнева. Но ее не последовало. Знаете, что он мне сказал?
В ответ я пожал плечами.
– «Я не держу на вас зла». Мальчик, которому я испортил жизнь, сказал мне: «Я не держу на вас зла». По его лицу я понял, что он говорил совершенно искренне. «Вы не виноваты, – продолжал он. – Я ехал очень быстро и не замедлил скорость на пешеходном переходе. Да и какая теперь разница. Что случилось, то случилось. Значит, так было нужно. Надеюсь, вам в тюрьме пришлось не слишком туго». «По сравнению с тем, что выпало тебе, считай, что я побывал на Гавайях», – ответил я. Он улыбнулся, а потом добавил: «Я ничего не имею против вашей компании, но за мной вот-вот приедет папа, и ничего хорошего не выйдет, если он вас увидит. Не переживайте, со мной все будет хорошо». Он медленно кивнул мне и покатил в сторону медсестры, которая ждала его поодаль. А я спустился на улицу и бродил весь день без цели, пока не набрел на этот бар и не встретил вас.
Оскар замолчал, отхлебнул глоток холодного лимонада и провел рукой по голове, словно поправляя невидимые волосы.
– Мне кажется, за сегодняшний день я прожил целую жизнь. Все это время я, словно пуд свинца, носил в себе всепоглощающее чувство вины, с которым, можно сказать, подружился. Я сделал из него центр своего существования и был готов вынести любую атаку, которая подпитает его и усилит. Но вместо этого маленький Лукас за несколько секунд уничтожил его, и теперь у меня внутри пустота и такое безграничное чувство свободы, что я не знаю, что с ним делать. Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший?
