Двери, Которые Помнят - страница 17



Вот мать, целующая мёртвого ребёнка. Вот воин, ломающий меч о камень. Вот он сам, в короне из шипов, роняющий ключик в колодец. Эти образы всплывали перед его глазами, как призраки прошлого, заставляя сердце сжиматься от боли.

На вершине горы росло Древо. Его ствол, искорёженный шрамами, напоминал спинной хребет, покрытый тысячами трещин. Вместо листьев – рваные клочья пергамента с надписями: «Зачем?», «Почему я?», «Доколе?». Плоды, висящие на ветвях, были прозрачными, как слёзные пузыри, внутри которых бились человечки, корчась в конвульсиях.

Бавиал подошёл ближе и коснулся ствола. Кора под его пальцами зашевелилась, складываясь в лица: старуха с зашитыми нитками глазами, ребёнок с ртом, полным червей, юноша, выгрызающий собственное сердце. Эти лица смотрели на него, но не говорили, а лишь шептали, заставляя кровь стынуть в жилах.

– Ты пришёл за ответом или за новым вопросом? – зашелестело Древо. Голос звучал так, будто тысячи перьев скребли по камню, вызывая у Бавиала мурашки по коже.

Принц поднял голову и посмотрел на Древо. Его глаза, привыкшие к темноте лабиринта, теперь видели то, чего не должны были видеть. В стволе дерева он заметил движение: лица, которые он только что видел, начали оживать, превращаясь в тени, которые обвили его со всех сторон.

Древо вздохнуло. Из трещины в коре вытек ручей смолы, превратившийся в фигуру женщины с лицом, скрытым вуалью из пепла:

– Боль – это корни, – сказала она, указывая на переплетения под землёй. Бавиал посмотрел вниз – корни были из живых нервов, пульсирующих в такт его собственному сердцу. Каждый всплеск боли в них отзывался в его висках, напоминая о том, как он в детстве падал с коня, как терял первого друга, как видел, как отец плачет в пустом тронном зале. – Без них крона достала бы до солнца, но упала бы от первого ветра.

– Тогда зачем солнце?! – крикнул он, хватая плод-слезу. Человечек внутри замер, уставившись на него пустыми глазницами. В них мерцали отражения: Бавиал в доспехах, Бавиал в лохмотьях, Бавиал в саване. «Неужели все пути ведут к одному?» – пронеслось в голове, но ответом был лишь шелест листьев, на которых вместо жилок проступали строки из его дневника: «Сегодня я снова спросил «почему» – и снова не услышал ответа».

– Чтобы корни тянулись глубже, – женщина сорвала вуаль. Под ней не было лица – только дыра, из которой сыпались зёрна. Они падали в трещины земли, прорастая кривыми деревцами с плодами-глазами. – Страдание – цена за рост. Ты думал, свет даруют даром?

Бавиал сжал плод в руке, и тот лопнул, обдав его липкой влагой. Внутри был не сок, а память – чужая. Он увидел старика, который тридцать лет копал колодец в пустыне, чтобы найти воду, но умер от жажды, так и не поняв, что копал могилу. «И это рост?» – подумал принц, вытирая лицо. «Или мы все просто черви, роющие ходы в теле мира, который даже не замечает нашей боли?»

Ветви Древа внезапно согнулись, образуя арку. За ней открылась пропасть, где парили Книги Судеб – гигантские фолианты с кожаными переплётами из человеческой плоти. Их страницы шелестели, показывая Бавиала: вот он тонет в реке смолы, захлёбываясь прошлым; вот становится тираном, чья корона впивается в череп; вот умирает в одиночестве, так и не закрыв последнюю дверь… Но среди этих сцен мелькали и другие: мать, целующая ребёнка в последний раз; юноша, бросающийся под колёса телеги, чтобы спасти щенка; старуха, отдающая последний хлеб нищему. «Страдание и жертва – одно и то же?» – спросил он беззвучно.