Двое суток в Нарве - страница 6

Последний толчок – резкий, глубокий, окончательный. И я ощутила, как его сперма тёплой, плотной волной наполняет мой рот. Не просто вкус – ощущение тепла, доверия, отдачи. Я впитывала это, наслаждаясь, как он содрогается, как его живот дёргается в рывках, как из горла вырываются хриплые стоны.

Мой язык мягко обвёл его головку, слизывая остатки, чувствуя, как его тело ещё пульсирует. Я не спешила. Это был мой момент, мой трофей, моя тихая победа. Затем, не отрывая взгляда от его глаз, я проглотила всё – легко, плавно. И сжала его ствол губами ещё раз, медленно отпуская его изо рта.

Он смотрел на меня так, будто не верил, что всё это реально. Дыхание сбивалось, в глазах – смесь благодарности, страсти и удивления.

– Ты… – начал он, но я приложила палец к его губам и усмехнулась.

– Молчи, – прошептала я. – Это был только первый акт.

– Первый акт? – он улыбнулся, наклоняясь ближе. Его губы коснулись моих, медленно, тепло, мягко, как прикосновение шёлка. Его ладонь легла мне на щёку, пальцы скользнули к виску.

– Значит, я полностью прощён? – прошептал он, вглядываясь в меня.

– А разве это непонятно? – я провела пальцами по его щеке, улыбаясь. – Тогда… это была глупость. И ревность. Которую я зачем-то хранила.

Он выдохнул, отводя взгляд, но почти сразу вернулся к моим глазам – и в его улыбке было тепло, спокойствие и нечто новое, более глубокое.

– Я тоже вёл себя тогда по-детски, – признался он. – Но давай оставим прошлое в прошлом.

Я кивнула, и в этой тишине, пронзённой лишь дыханием, он опустил взгляд вниз, к моему телу, и прошептал:

– Тогда… позволь мне закончить массаж.

Его пальцы вновь коснулись моего лона. Лёгкие, почти невесомые движения пробежали по коже, по лобку, лаская едва видимые волоски. Он не спешил – скользил по наружным губкам, замирал на клиторе, а затем ушел ниже, по влажной дорожке к колечку ануса.

Я вздрогнула – это было нежно, деликатно, почти церемониально. Но он будто не заметил. Просто отступил чуть назад и встал возле моих ног.

Я подложила руку под голову, чтобы лучше видеть. Он и вправду вернулся к массажу. Склонился к моим ногам, и теперь всё его внимание было сосредоточено на бёдрах и голенях. Он внял сначала одну ногу, поднял ее и так, держа на весу, его ладони обхватили мою икру, поглаживая вверх и вниз, с лёгким, разогревающим нажимом. Затем точно также и с другой ногой.

Когда его пальцы вновь прошлись по внутренней части бедра, я едва не застонала. Он снова не касался моего лона напрямую, но каждый его жест был как предчувствие. Его ладони нажимали чуть ниже паха, создавая вибрации в точках, где соединяется возбуждение и покой. Он знал, куда давить, где остановиться, где задержать дыхание вместе со мной.

Я наблюдала за ним – за тем, как он сосредоточенно работает с моим телом, будто пишет на нём невидимыми чернилами. Ни одной спешки. Ни одного грубого движения. Это было не просто расслабление – это было возвращение к себе, к телу, к точке, где чувственность остаётся, но не требует немедленной разрядки.

Заканчивая он провёл ладонями вверх – к паху, затем вновь вниз, по внешней линии бедра. Пальцы скользнули к ступням, сжали их нежно, тщательно, будто я – не женщина, а драгоценность.

И в какой-то момент я поймала себя на мысли: вот что я хотела тогда, в Париже. Не внимания. Не ревности. А вот этого – чтобы на меня смотрели как на целую. Чтобы чувствовали меня. Чтобы я могла быть собой, и мне бы этого было достаточно.