— Тихонько.
Она нахмурилась, потом осмотрелась и улыбка сползла с её лица. Вот так вот, девочка, просыпаться с улыбкой можно только тогда, когда засыпаешь в своей постели, а не когда неизвестно где, неизвестно с кем.
— Как у нас дела? — прошептала она, окончательно проснувшись. Я пожал плечами:
— Пока без изменений. Несколько человек поднялись на корабль, но сюда никто не заходил, — она кивнула, потёрла ладонями плечи, я отвёл глаза. Даже в полумраке трюма видно, что она вся в гусиной коже. — Замёрзла?
— Есть немного, — вздохнула она. — А там точно одеял нету? — она кивнула на матерчатую стенку, отделяющую нас от трюма, я покачал головой:
— Я вчера всё облазил, нету. Разве что разорвать один из матрасов и взять ткань, но тогда точно заметят, — она вздохнула, отвела глаза. Мне почему-то стало дико стыдно, как будто я сам во всём виноват, сам притащил её к бандюганам, сам заставил спать в промёрзшем металлическом ящике на воде... Где-то глубоко внутренний голос шепнул: «А ведь виноват». Я нахмурился — по-моему, кто-то давно по шапке не получал. Голос испугался и заткнулся.
— Давай я тебя погрею, — пробормотал я, девушка вскинула на меня глаза, подняла брови, я смутился ещё сильнее, пожал плечами, — я всегда горячий.
— Да ладно, не надо. Переживу, — она вздохнула, отвернулась к окну, опёрлась плечом о стену и тут же отдёрнула его, зашипев. Я косо улыбнулся — стена ледяная, да.
— Встань с матраса, — она сползла на узкую полоску голого пола, я развернул матрас и положил поперёк, так чтобы он закрыл стену где-то на метр, — садись.
Теперь можно опираться, матрасик мы за ночь нагрели. Вот только это всё равно не спасёт от холодного воздуха. Я сел, опёршись спиной о стену, позвал:
— Жень, иди сюда, не выделывайся. Я же вижу что ты замёрзла, — она вздохнула и подползла поближе, но под боком я её не особенно нагрею. Я развёл колени пошире и похлопал по матрасу между ними, — давай сюда.
Как она покраснела, было видно даже в полумраке, но возражать не стала. Я подвинул её поближе, заставил откинуться на мою грудь спиной, обнял за талию. Ух, какая же она ледяная... но ей, по ходу, кайфово — расслабилась, улеглась поудобнее. Я молчал — что я сейчас скажу? Она тоже не спешила разговаривать, через пару минут засопела опять, я вздохнул с облегчением, уже не так неловко. А то как-то я за ней ухаживаю не по-человечески, то целоваться за спор заставлю, то обниматься потому, что деваться некуда...
Так, стоп, что за новости?! Я за ней ухаживаю? С каких таких пор?!?
Я крепко задумался на эту тему, но размышления прервал гул заработавшего мотора и сразу за ним встрепенувшаяся Женька. Я погладил её по руке:
— Всё нормально, спи. Это они отчаливают. Сети, наверное, собирать двинулись. Если что-то случится, я разбужу.
— Я что, уснула опять?
— Да.
— Кошмар. Никогда раньше сидя не спала, — она зевнула, поёрзала и опять закрыла глаза.
«А это всё ты виноват» — прогундел язвительный внутренний голос. Левой в печень, правой в солнышко — и я избавлен от его комментариев до конца дня. Надеюсь.
За переборкой гудел мотор, волны убаюкивающе плескали по бортам, я не заметил, как сам уснул.
Проснулся от того, что затекло всё что можно — в таком положении не поспишь. Вылезти из-под Женьки незаметно я точно не смогу, так что придётся будить. Я тихонько тронул её за локоть:
