– Не только! Не только смогом. И это не отменяет ту мысль, что курение вредная штука.
– Жизнь вообще не всегда идет на пользу, – заметил Алекс и пошел к стойке сделать новый заказ.
Паб 6
– Лондон – это просто собрание деревень, – сообщил Алекс.
– Это лучше, чем одна большая деревня.
– Как знать. Когда я впервые приехал в Лондон, у меня сразу намокли волосы. Я думал, дождь идет, а оказалось – просто влажность.
– Думаю, Лондон можно полюбить с первой секунды или не полюбить никогда.
– Есть еще один вариант: смириться и привыкнуть, – заметил Алекс.
– Вот как?
– Спроси у польских строителей из Бектона.
На самом деле Алекс и сам точно не помнил, с какого времени стал называть Лондон просто городом. Может, с той поры, как начал проводить экскурсии? И сколько ни узнаешь про городскую изнанку, почему-то его мерцающее очарование никогда не гаснет – парадокс.
– Строители сами это выбрали и платят за мечту жить здесь, – заметил Филипп.
– И это всего обиднее, – кивнул Александр. – Дороже всего человеку обходится его собственная глупость.
– Раз уж мы начали челлендж неловких признаний…
– Если ты про то, что я русский, то мне не неловко, – перебил Александр.
– Да я скорее про себя.
– Ты-то уж точно англичанин?
– С примесью валлийской крови, но не важно. У меня при рождении была гипоксия. Мама рожала тридцать часов, и в целом все могло бы выйти удачней. Вокруг моей шеи обмоталась пуповина, три раза. Остались проблемы с ногой и речью, ну с речью в детстве решили. А с мозгом все тоньше…
– Все могло быть хуже, – заметил Алекс. Он один из немногих мог оценить, сколько сделали родители Филиппа или те, кто занимался в детстве его реабилитацией. – А ты говоришь, не было чудес.
– Я и не считаю это за чудо, скорее наоборот, – возразил Филипп, – врачи могли бы действовать и оперативнее.
– Врачи тоже не боги.
– Как бы то ни было, я не самый удачный представитель рода, – добавил Филипп, – даже не знаю, как буду его продолжать. Мозги – это не мышцы, их так просто не прокачаешь.
– Первое, что тебе нужно прокачать, – это самооценка.
– Мне постоянно приходится зубрить сценарий. – Помимо плохой памяти, у Филиппа была еще одна особенность: он не мог выносить общения с людьми больше двух-трех часов подряд. Причем работы это не касалось – на съемочной площадке он был в основном в образе и проживал как будто чужую судьбу.
– Хорошая память редкость, – заметил Алекс. – Когда младшему брату было четыре с половиной года, он еще не освоил счет до ста. Я сказал маме, ну, ограничь его в гаджетах. А она ответила – как же, ведь там в мультиках рассказывают про цифры!
– А мне в детстве нечасто разрешали смотреть мультики, – вспомнил Филипп.
– Да, у тебя было суровое детство, – посочувствовал Алекс. – А зубрежку сценария порой отлично заменяет импровизация. Тебя-то проверять не будут.
– Не всем дан дар импро…визации.
– Ну так тренируйся. Артисты раньше разыгрывались во дворах.
– Когда, пять веков назад?
– Да, во времена величайшего барда тоже.
– Ты про Шекспира? – на всякий случай уточнил Филипп.
– Едва ли в то время здесь жили другие величайшие барды. Есть, конечно, шекспировский вопрос… Кристофер Марло, Роджер Мэннерс, пятый граф Рэтленд, граф Оксфорд… Но это не более чем разминка для ума. Официально шекспироведы закрыли этот вопрос.
– А, – сказал Филипп. – Ну да, в принципе закрыли.
– У Шекспира, к слову, словарный запас составлял двадцать восемь тысяч слов.
