Двойная жизнь. Часть I: защитница веры - страница 20

Вынырнув, как из глубокого омута, я судорожно вздохнула, и надо мной тут же склонились два лица: одно принадлежало Рудольфу, а второе — незнакомому мне седому мужчине с ухоженной бородой и внимательным, острым, беспокойным взглядом.

— Эва, ты пришла в себя! — Отец попытался обнять меня, но старец его остановил властным жестом и, пробормотав под нос что-то на знакомо звучащем, но непонятном языке, протянул ко мне ладонь. Я недоуменно уставилась на его руку, а потом вдруг ощутила странное покалывание в голове и поняла, что источником этого ощущения был старик.

«Ты что, пытаешься читать мои мысли?!»

Стоило мне только возмущенно подумать об этом, как глаза старца расширились, и он, опустив ладонь, пробормотал извинения за свой поступок и отошел, дав королю возможность стиснуть меня в медвежьих объятиях. Сипя, я поведала, что сейчас в мире станет на одну принцессу меньше, и ему придется выходить замуж самому. Отец сразу отпустил меня, очевидно, его такая перспектива совсем не прельщала, и я, отдышавшись, смогла оглядеться, старательно игнорируя пристальный, любопытный и непонимающий взгляд седовласого.

— Магистр Фарраль сказал, что ты побывала в Грани¹. — Отец крепко сжимал мою ладонь, а я, аккуратно сев на полу (все это время я лежала на нем?), почувствовала легкую, но усиливающуюся тошноту, о чем не преминула сообщить, прижав ладонь ко рту. Дорогой серебряный кувшин вряд ли обрадовался бы такому использованию, если бы его кто-то спрашивал, но такова была его судьба… и когда я, скривившись, наконец отлипла от него, чувствуя вместе с облегчением неприятное жжение в гортани, мне было его почти жаль. Нормально ли это — жалеть предметы обихода? Ответа на этот вопрос я не нашла и, вздохнув, перевела виноватый взгляд на отца, надеясь, что он объяснит мне, что вообще произошло. Но слово взял мужчина, представленный мне как магистр Фарраль.

— М-м-м… Ваше высочество, я прошу прощения еще раз за то, что пытался прочесть ваши мысли. Мне нужно было удостовериться, что именно вы вернулись из Грани, а не какая другая тварь.

Я пристально смотрела на говорящего со мной, а потом покосилась на отца.

Ну и что это за хрень? Кто этот хмырь, и что за тварь вы тут ждали вместо меня? Давай, пап, включи интуицию, я ведь ничегошеньки не знаю об этом мире и о том, можно ли доверять этому перевоплощению в Гэндальфа Серого!

Отец, заметив мои взгляды, непонимающе нахмурился, а потом, беззвучно протянув длинное о-о-о, покачал головой, словно бы говоря и да и нет одновременно. Старец, увидев эту пантомиму, вопросительно посмотрел на меня, потом на короля, потом снова на меня и вздохнул.

— Я служил вашей семье сорок восемь лет, Рудольф. И так вы платите мне за мою верность? Сейчас речь не обо мне или о вас — речь о здоровье юной… — Юной? Стоп, а сколько мне, вернее, этому телу лет? И до скольких тут живут люди? — …принцессы Эвелин. Я, конечно, не могу требовать, но прошу вас рассказать, что вы знаете о случившемся, это может оказаться жизненно важным!

Отец выглядел посрамленным этими словами, а я, взвешивая все за и против, смотрела на возмущенного до глубины души старика, который с оскорбленным и беспокойным видом стоял надо мной, выражая немой укор.

— Я принимаю ваши извинения. Только воды дайте, — решила я прервать сцену «оскорблен и обижен», не сводя взгляда с магистра Фарраля. Выпив и смыв отвратительное ощущение приторной тошноты, я глубоко вздохнула и решила зайти издалека. — Магистр, вы слышали о каком-то цветущем поле? Там только красные и желтые цветы, они пахнут очень сладко. Иногда приятно, иногда тошнотворно. И нет солнца, хотя свет, кажется, повсюду.— Я внимательно смотрела на лицо магистра, а затем, опираясь на руку отца, поднялась и села в кресло, стоящее рядом. Отец, взяв со стола слетевшую во время моего падения корону, молча водрузил мне ее на голову, предоставляя право самой решать, что говорить, и лишь ободряюще сжал мое плечо, словно бы стараясь поделиться своими силами.