Уже во внутреннем дворе замка, передавая поводья конюху, я сладко потянулась и поняла, что все же лимит моей бодрости близится к полному исчерпанию. И поскольку звучно зевать во всю ширину рта мне как принцессе и обросшей титулами, аки пень — грибами, защитнице веры, не положено, а кружки ароматного американо в обозримом будущем не планировалось, стоило отправиться спать, отложив все важные разговоры на завтрашнее утро, о чем я отцу и сообщила.
Король пожелал мне добрых снов и сказал, что сам еще поработает в кабинете, а утром будет ждать меня за завтраком.
— Пора бы тебе уже осмотреть владения, дочь, — тихо шепнул мне на прощание отец и отправился к ожидающим его на крыльце придворным, что дикими глазами косились на мои голые колени.
Впрочем, там же на крыльце стояла и Мира, которая, всплеснув руками, окружила меня своей заботой.
Я даже не заметила, как оказалась в своих покоях, раздетая и лежащая в бадье с горячей водой и благоухающей лавандой пеной. Мое тело отозвалось блаженным стоном, и я, откинув голову на бортик, прикрыла глаза, позволяя причитающей Мире мыть мои испачканные пеплом волосы. Потом так же покорно я встала, вяло сопротивляясь обтиранию и порываясь сделать это сама. На меня натянули ночную рубашку, служанка сноровисто заплела подсушенные полотенцем волосы в длинную и еще чуть тяжелую от влаги косу и властной рукой отправила меня спать.
Уже обнимая подушку и проваливаясь в зыбкий мир снов, я услышала едва различимый голос. Свой голос, сказавший лишь одно слово, и уснула со счастливой улыбкой на губах.
Эвелин меня услышала. Теперь я была в этом точно уверена.
Я никогда не летала во сне до сегодняшней ночи. Мне снился удивительный сон, словно бы я — птица, ясноокая и быстрокрылая. Я стремительно разрезала мощными крыльями воздух на высотах, недоступных человеку, созерцая мир под собой через разрывы облаков, любуясь им. И чувствуя свою власть над ним.
Проснувшись, я смотрела в укрытый полумраком потолок, пытаясь понять себя и свои чувства. Власть над миром? Очень смешно. Скорее тут мир владеет мной, причем — как хочет и во всех позах, а Светозарная — лучший тому пример.
Перевернувшись, я сжала подушку, утыкаясь в нее лицом и вдыхая передавшийся ей от моих волос запах лаванды.
«Лавандовый крем, так мамины руки пахли... пахнут, — поправила я сама себя. — Никакого прошедшего времени, мы увидимся, мы скоро увидимся, когда я... как только я...»
Резко сев, я яростно схватила подушку и со всей силы швырнула ее через комнату в противоположную стену. Убийство все еще казалось мне чрезмерным решением, однако же... Ариман бы наверняка исполнил все, не раздумывая, предложи ему это его бог. Вчера я не сомневалась, что готова заплатить такую цену за то, чтобы восстановить свою семью. Вчера мне все было по плечу: я убила монстра, я стала защитницей веры, я — принцесса, любимая собственным народом...
Медленно подняв правую руку, я посмотрела на мягко сияющий знак.
— Не пытайся меня одурачить. — Я смотрела на свою ладонь так, точно она была гадким созданием, а не частью меня.
— Это ты не дурачь себя, Эва. Прислушайся к себе, это — твои чувства... — Я ощутила насмешку в божественном голосе, что звучал где-то на краю сознания, а потом что-то сродни оплеухе и одновременно вылитому на голову ведру ледяной воды. Светозарная окончательно покинула мое сознание, сделав это намеренно неприятно — это я знала. Интересно, у всех защитников веры такие «теплые» отношения со своим божеством, или это мне так повезло в порядке исключения?
