— Он, очевидно, хочет поговорить... — Идущий по другую сторону от меня Альвин решил изобразить Капитана Очевидность, намекнув на все еще следующего по пятам храмовника, и заставил меня тяжело вздохнуть и спросить саму себя едва слышно о том, как быть, если я говорить с комтуром совсем не хочу?
— Оставьте нас, думаю, беседа будет на личные темы. — Я возвела очи к темнеющему небу, смотря на первые возникающие звезды, и дождалась, пока мой телохранитель и мастер меча уйдут, а брат-рыцарь приблизится.
— Признаться, я ожидал худшего, защитница. — Ханс не стал бродить вокруг да около. Я скептически хмыкнула. Я уже не обезличенный «защитник веры», а аж «защитница». Расту, так сказать, в глазах подчиненных.
— Неплохо для изнеженной принцессы, да?
— Я не говорил такого. — Комтур бросил на меня короткий взгляд, и я вдруг почувствовала легкий флер тепла, на мгновение окутавший рыцаря из храма.
— Но вы так думали. Что это было? — Мы медленно шли по лагерю, освещенному яркими кострами. Я слышала, как переговариваются между собой воины, травят похабные байки, где-то тихо поют в два голоса, пусть мимо нот, но от души, и думала о том, задумываются ли эти люди, против кого они пришли сражаться? Скажут ли им офицеры? Наверное, скажут...
— Вы чувствуете... — Ханс снова обрел дар речи, не то спрашивая сам себя, не то утверждая очевидное.
— Я много чего чувствую. Так что это было? — уже с недовольством в голосе повторила я свой вопрос.
— Полог молчания. Я скрыл свои мысли, защитница. — Возможно, мне показалось, но в голосе храмовника я услышала сомнение в собственных действиях.
— Я не читала ваши мысли. У вас все на лбу написано. — Пренебрежительно фыркнув, я кивнула с доброжелательной улыбкой проходящим мимо солдатам, отчего те приосанились и, сделав максимально благородные выражения лиц, поклонились.
Некоторое время мы шли в тишине. Я дышала свежим воздухом, чувствуя, как у меня постепенно замерзают кончики ушей и нос, и была готова уже повернуть обратно, к своему шатру, а вернее, к разведенному перед ним костру, на котором уже наверняка тихонько булькает в котелке полюбившийся мне отвар. Однако идущий рядом комтур, видимо, решил, наконец, поговорить о более насущных делах.
— Я хотел сообщить вам о том, что присутствие рядом с вами выходца с Туманных островов навредит вам и вашему делу.
— Это каким же образом, комтур? — Я почувствовала неприятный, обжигающий клубок ярости, что начинал ворочаться в груди.
— Он является носителем воли другого божества, одного из падших темных времен Божественной войны.
— А темным это божество стало до или после того, как пало? — Я остановилась, прямо глядя в лицо Хансу, которое сейчас выражало изумление, близкое к ужасу.
— Защитница, это граничит с ересью...
— Я — избранна Светозарной. Мои мысли прозрачны для нее, мои действия продиктованы ее желаниями. Если я, голос Светозарной и ее меч, говорю ересь с точки зрения ее служителей, не значит ли, что ее служители недостаточно понимают ее замысел? — Я говорила тихо, не сводя взгляда с лица брата-рыцаря, на котором отражалась вся возможная палитра эмоций. — У меня к вам вопрос, комтур, с каких пор вы стали ставить личную гордость и неприязнь превыше вашего долга? Почему вы считаете себя вправе судить действия того, кто обратился к вам как к другу и брату по вере, а не как к подчиненному, хотя мог это сделать?
