Ее задумчивость не укрылась от Арата.
— Когда вы возвращаетесь?
— Через четыре часа самолет. Уже скоро.
— Вот как…
Он не хотел этого говорить, не имел на этот тон ни малейшего права и… точно имел. После всего того, что их теперь связывало. Можно разговаривать годами, ведя глубокомысленные беседы и ничего не сказать. А можно просто провести вместе ночь, просыпаясь в обнимку, и рассказать друг о друге все, без остатка, бессловесным языком одного только тела. И этой ночью они оба не лгали.
— Арат, – Марина стояла за его спиной, вытирая волосы и наблюдая в зеркало за тем, как он брился станком: весь мокрый и в пене. – Я работаю с Георгом по контракту. Ты должен понять.
— Я не сказал и слова.
— Я все поняла. Но иначе никак не могу. Эта работа дает мне не просто иллюзию независимости, она – мой единственный шанс ее получить. Еще учиться, получить повышение или найти хорошую работу. Не только моделью – художником, как я очень давно хочу. Если я нарушу контракт – неустойка все это похоронит.
Он слушал очень внимательно не перебивая. Продолжал бриться, нещадно резал кожу. Пена покрылась тонкими полосками крови. Снова кровь. С нее вчера они и начинали. Марина взглянула на его губы – припухли, искусанные ею вчера в лифте. Как метка.
— Мне тоже нужно выходить из подполья. Пока я не могу ничего тебе предложить, а это значит, что права голоса в этом вопросе вообще не имею, – вздохнул, вытираясь. Привлек к себе Марину, целуя в висок. – У тебя все получится. Ты очень сильная и очень смелая, Малыш, миний хайр.
Молча собрались. Девушка выскользнула из номера, к себе спустилась по лестнице, не привлекая внимания жильцов "Националя" и не оглядываясь.
Очень быстро переоделась, аккуратно упаковав свое платье, так понравившееся Арату, просмотрела сообщения в мессенджере и в телефоне. Ничего необычного, ее все потеряли. Отговорится мигренью, эту ее болезнь все окружавшие давно уже выучили.
Собрала документы, подхватила рюкзак – пора было выходить, на парковке гостиницы всю их группу ожидал микроавтобус. Подошла к зеркалу у выходной двери номера взглянула и обомлела. Вид у Марины был… Да уж, затраханный. Засосы на шее, обкусанные губы и неимоверно довольное лицо абсолютно удовлетворенной самки. Быстро достала свой тонкий бордовый кашемировый свитер со стойкой по самые уши, заплела две косы. напудрила лицо самой светлой своей пудрой – придавая себе почти болезненную бледность. В дверь постучали. Ну конечно же, преданный Серж явился выразить озабоченность хозяина. Бежит она уже, бежит! Кинула последний взгляд на свой номер. Вздохнула. Прощай, "Националь", теперь и в России будет то самое место, где Марину любили. Пусть только лишь одну ночь, зато – как! Как никогда и никто. Исправлять ничего не хотелось, хотелось об этом моменте помнить всю свои жизнь. Положить в личную копилку памяти и в самые трудные моменты доставать, вспоминая, так чтобы согреться.
Георг скользнул по ней лишь глазами. Он не выглядел раздраженным или сердитым, обычное выражение лица, никакого полыхания взглядов. Разве что грусть.
Они улетали его самолетом, и сразу же после посадки Марина ушла в другой конец гостевого салона. Говорить не хотелось. О чем? Это Сержа она еще как-то могла обмануть, не Георга. Тот сразу все понял.
А мужчина грустил, сидя у иллюминатора и наблюдая за облаками под крылом его лайнера. Он снова попался.
