Потом мы вместе пошли в школу. Потому что жили тоже в одном районе. Потом, попозже, я вдруг увидел, какие синие у Сабинки глаза. Классе в седьмом. Или в восьмом. Потом я стал первым, с кем она поцеловалась. Потом, ещё значительно позже, я хотел стать первым мужчиной для неё. Но Сабинка отказалась.
И тогда я стал первым мужчиной совсем для другой девчонки. И ещё для одной… Девчонки растрепали это на весь свет. И Сабинка перестала разговаривать со мной. Она просто перестала замечать меня. Как будто я испарился. Смотрела сквозь меня, словно на пустое место. Но это продолжалось недолго. Потому что вскоре мы благополучно окончили школу и разлетелись кто куда.
Первое время я был даже рад, что больше не вижу пустого взгляда Сабинки сквозь меня. Да и забыл я, честно сказать, про Сабинку эту. Вообще про неё не помню. Днём. Ночью только снится мне иногда. Через день где-то. Глаза её синющие. И губы её алые, что целовал я когда-то. Сабинка была первой девчонкой, которую я поцеловал. Собственно, и последней.
Потому что больше я не целую девок. Не хочу. И в волосы не зарываюсь больше ничьи, чтобы вдохнуть запах. Пьянящий запах травы, цветов и лета. И немного лугового сена. Запах Сабинки. Интересно, Сабинка ещё помнит, как она хотела стать лошадью? И как я хотел стать космонавтом…
27. глава 27
Юрий.
Постепенно я успокоился, смирился и потихоньку заснул. Ведь в твёрдом надёжном яйце в окружении тёплой плотной водички сытому и довольному утёночку очень уютно и спокойно. Очень меня поддерживало и живое доброе тепло, что заботливо окутывало меня со всех сторон от тёплого тельца моей мамы утки.
Да, я как-то очень хорошо понимал, знал откуда-то, что я не один, что я защищён и что моя мама не подпустит к нашему гнёздышку ни крысу, ни ещё какого-нибудь страшного для маленького утёночка врага. Но даже во сне я пытался вспомнить, что я вообще знаю об утках и об их выживании в дикой природе.
Вспоминать, к сожалению, было практически нечего. Всплыла только какая-то передачка по телеку. Передачка была по весне. Показывали облагороженные парки столицы, в том числе и берега Яузы, неширокой реки, что извилистой лентой неторопливо ползёт через всю Москву.
Говорят, что когда-то по Яузе ходили корабли. Сейчас в это верится с большим трудом. В самом глубоком месте река лично мне где-то по пояс. Проверено мною лично. Как-то разок мы с друганами уносили ноги от ментов, я и ломанулся прямо через реку. Ну и, гм, проверил. От меня потом тиной несло как от этого. Не знаю, как от кого.
Но уток на реке всегда навалом. Народ ходит, гуляет, кормит этих уток кто хлебом, кто чипсами, кто ещё чем. Утки собираются стаями и жадно хавают принесённое угощение. Как раз на эту тему передачка-то и была. Выступала какая-то солидная тётенька орнитолог.
Тётенька стояла на берегу нашей Яузы, освещённая благостным весенним солнышком, толпы гуляющих обтекали эту тётеньку как аналог реки, лениво текущей рядом, а тётенька очень эмоционально вещала, что кормить уток тем, чем их активно кормит наша праздношатающаяся публика, ни в коем случае нельзя!
Что сия пища крайне вредна даже для взрослой утки, не говоря уже об утятах, которые как раз к тому времени и начали появляться. Тётка указывала на резвящиеся в водах Яузы комочки и прямо-таки заклинала народ не кормить оные комочки ни хлебом, ни булками, ни чипсами!
Поскольку подобная пища это практически яд для нежных желудков утиных малышей! Что хлеб, особенно чёрный, и всё прочее начинают вызывать брожение в маленьких желудочках и запросто могут привести ни много ни мало к летальному исходу!!!
