– Узнаешь. Сын – это сын! На обед не опоздай, у нас этого не любят.
Джемма задумчиво смотрела на раскрытый шкаф с одеждой. В принципе, разнообразия особенного и не наблюдалось – пара свободных платьев, вроде такого, в котором она ходила на это странное собрание, несколько туник в комплекте с шелковистыми штанами – шароварами, черное платье по колено, почти незаметно переливающееся серебристым, скрытным блеском, три длинные юбки, несколько свободных блузок, голубой свободный брючный костюм. Она не знала, что положено здесь надевать к обеду, а Айрин почему-то дулась, спряталась в своей комнате.
– На обед у нас надевают туники. Тебе пойдет вот та – бирюзовая. Под цвет глаз.
Джемма, вздрогнув, повернулась. Позади стояла Бэлла и прищурясь смотрела на ученицу.
– Сегодня ты еще отдыхаешь, завтра за работу. Хватит прохлаждаться.
Солнце еще светило ярко, но уже клонилось к закату, оно казалось таким огромным, нереальным, что у Джеммы защемило в груди. Она всегда так себя чувствовала в это время, предвкушение Заката возмущало все у нее внутри, еще немного и он ворвется, затопив все. Джемма шла по красивой, ровной, как будто ее выверяли по линейке, мощеной дорожке, вжав голову в плечи, и даже боялась посмотреть по сторонам. Все было странно – и этот прекрасный мир, в который она попала, и эти чудные люди, о существовании которых она не подозревала, и даже эта туника, яркая, шелковая, в которой она стала совсем не Джеммой, а кем-то еще. И это вызывало в ней сладкий трепет, и сердце замирало и срывалось в галоп от ожидания.
Миновав аллею из мощных цветущих деревьев, тяжелые, темно-пурпурные и фиолетовые гроздья которых свисали почти до земли, чуть не задохнувшись от их нежного, терпкого, насыщенного аромата, Джемма попала на небольшую площадь, окруженную кипарисами, острые верхушки которых терялись в густеющем перед закатом небе. У подножия каждого стояла чугунная лавочка с мягкими, покрытыми велюровой тканью сиденьями, и низкий светильник, похожий на большую свечу. Все это образовывало очень точно очерченную окружность, и только в одном месте она прерывалась – отходила тропинка в сторону низкого, чуть приземистого здания. Здание было ослепительно белым, правда в свете уже розовеющего солнца, эта белизна впитывала его цвет и переливалась красноватыми оттенками, еле заметными, но нарядными.
– Столовая! Там внутри красота! А ты что так нарядилась? Скромнее надо для начала.
Айрин взялась неизвестно откуда, она смотрела немного мимо, как будто еще прятала обиду, но уже улыбалась. Ее туника оттенка сильно разбавленного молоком какао, казалась скромной, но очень шла ей.
– Мне Бэлла сказала ее надеть. Сама выбрала.
– Странно. Обычно она советует не выделяться для начала. Но она, наверное, поняла, что ты не гурэль. Марк же сказал – некрасивая.
…
Столовая была не похожа на ту, к которой Джемма привыкла там, в своей лаборатории. Это даже была не столовая, это было похоже на салон. Отдельные столики, накрытые кружевными скатертями, стояли в разных углах огромного зала, и почти терялись бы в полутьме, если бы не мерцание светильников, тоже похожих на свечи, только небольшие. Тяжелые занавеси прятали столовую от закатного света усталого солнца, и здесь царила почти ночь. Кругленькая женщина в смешном колпаке сунула Джемме в руку пластиковую карточку, ткнула пальцем в сторону колонны, около которой стоял одинокий столик – чуть на отшибе, в стороне. Джемма послушно прошла туда, села, больше к ней никто не подсел.
