Сына же учёные нередко ставили в тупик своими постоянными требованиями что-нибудь вспомнить. Почему они утверждали, что он может что-то вспомнить – Сын решительно не понимал. Они всё пытались заставить его вспомнить какое-то прошлое. Но его не было, просто не было ничего, он ясно ничего не помнил до определённого момента, а до этого момента какие-то смутные картинки: улыбающуюся Альбертову, нянчащуюся с ним, Йозефа с лампочкой, заглядывающего в глаза и прочее. Но ранее этих мутных, ясно неоформившихся образов совсем ничего не вспоминалось. Хотя под настойчивыми требованиями окружающих честно, всеми силами и пытался ковыряться в собственной памяти.
По заведённой привычке после завтрака Сын с Альбертовой прогуливались невдалеке от буддистага. Утро выдалось пасмурным, на горизонте начинали собираться тяжёлые тучки.
– Наверняка будет гроза, – сказала Альбертова.
– Что такое гроза? – Сын поднял незамутнённые лукавством глаза и с интересом ждал разъяснений.
– Ну, – Альбертова поперхнулась, глядя на него. Сын ставил перед ней вопросы, которые загоняли её в ступор. Точнее она сама загоняла себя в такое состояние. Ребёнок взрослел буквально не по дням, а по часам и вполне мог рассуждать на довольно сложные темы. И эти рассуждения как раз представляли собой ловушку, в которую периодически попадала Альбертова со всей группой мудрецов. Они вырабатывали стереотип восприятия ребенка, у которого был достаточно длительный период жизни и соответственно он так или иначе сталкивался с большинством по крайней мере обыденных вещей. В данном случае таких, как дождь и гроза. Альбертова задумалась, вспоминая весь цикл общений с Сыном. А ведь он ни разу не видел дождя. Откуда ему знать, что это такое.
– Это вода, льющаяся сверху под громкий грохот, подобный звуку того барабана во дворе, что я тебе показывала, – попыталась пояснить Альбертова.
– То есть нечто совмещённое с душевой лейкой в ванной и грохотом водопроводного крана, когда в нём перепады давления, – тут же сделал вывод Сын. – Что у тебя в ванной сегодня будет гроза? Да, неприятно наверное.
– Нет, нет, нет, – прыснула она от смеха. – Грозу в ванной – это наш Апокалиптичный может устроить просто так.
– Дядя Апокалиптичный делает грозу в ванной? – Сын начинал запутываться. – Для чего?
– Дядя Апокалиптичный делает грозу везде. А в ванной – это частный случай общей теории.
– Он везде воду под грохот льёт?
Альбертова ещё больше рассмеялась. Устами младенца глаголит истина. Профессор Апокалиптичный был известен своими достаточно крайними взглядами на весь окружающий мир, видя во всём зачатки апокалипсиса. Собственно из-за этого и получил имя.
– Очень точный образ, – она немного успокоилась. – Но несколько метафоричный. Ну, фигуральный то есть. Фигура речи такая.
Сын хлопал глазами, мало что понимая.
– Фигура речи – это когда говорят не в прямом, а в переносном смысле. То есть придавая одному предмету качества другого предмета. Например, ты у меня шустрый, как вон тот динозаврик. Это же не означает, что ты динозавр. Это означает, что лезешь везде также юрко.
– Как кто? – ещё более протяжно выдал Сын.
– Ох, сынок, – спохватилась Альбертова. – Ты и этих похоже еще не видел. Вон взгляни, – она указала рукой на край поляны.
Вдоль опушки в этот момент пробегала группа чешуйчатых динозавриков. Размер у них был чуть больше ладони. Они забавно подпрыгивали над травой и беспрерывно негромко щебетали.
