– Тогда почему мы приняли её сразу на второй курс?
– Дорогой, ты же сам согласился с тем, что она справится?
Хараевский желал точных ответов на свои вопросы, и потому всё больше и больше кипятился:
– Тэкэра! Это была твоя просьба!Ты же сама настояла на этом! Мы все, каждый в комиссии, лишь согласились с тобой. Меня тревожит другое.
Улыбка ректора всё больше теряла широту и естественность.
– И что же тебя тревожит, Ильяс, дорогой?
Хараевский встал и прошелся по кабинету. Потом стал напротив ректора и, опершись о стол ладонями, наклонился к ней:
– Почему, скажи на милость, всё же приём Канпе совпал с побегом иностранной принцессы? Почему раньше нельзя было принять на обучение эту адептку?
Тэкэра уже не улыбалась, но была всё ещё вежлива и любезна:
– Совпадение? Какое совпадение? Мало ли в жизни бывает совпадений, Ильяс Ниирванович? Совпало и совпало, всякое бывает в жизни.
Хараевский уставился на ректора совершенно неверяще.
– Тэкэра! – возмущенно взвыл Хараевский.
– Господин Хараевский! Я просто выполнила условия завещания: девочке на момент поступления должно исполниться шестнадцать лет и кроме всего прочего, должно пройти условленное время со дня смерти матери.
Она опять развела руки в стороны и приподняла брови – что тут непонятного?
Но теперь оплывшая полная фигура ректора уже не казалась веселым мыльным пузыриком, переливающимся всеми цветами радуги, это была угрожающая камнепадом огромная глыба, готовая сорваться на голову первому, кто посмеет её тронуть.
– Господин декан, – тяжело проронила ректор, – что, кроме совпадения по времени, связывает эту девушку с пропавшей принцессой?
– Она сегретто*! У неё фамилия странная, явно придумана.
{ (*адепт сегретто – адепт, поступающие в Академию тайно, под вымышленным именем.)}
– Фамилия настоящая, я тебя уверяю, - она посуровела, и даже голос стал ниже, приобретая мужское звучане, – это настоящая фамилия её матери.
– Откуда она знает все эти приёмы рукопашного боя?!
Тэкэра Тошайовна смотрела на Хараевского исподлобья. Обычно её безэмоциональное лицо, на котором даже любезная улыбка смотрелась немного неправдоподобно, сейчас было хмурым и обещало боевому декану если не бой, то уж неприятности – однозначно.
– Её мать происходит из древнего рода воителей. Из очень древнего рода, где искусство рукопашного боя является едва ли не столь же естественной частью жизни, как еда и сон. Я не удивляюсь её умениям, это нормально. Ещё вопросы?
– Кто её отец? Почему она не назвала фамилию отца? – горячился декан.
Ректор хоть и мягко встала и отошла к окну, но в каждом её движении было угроза, как в низкой грозовой туче, всё наплывающей и наплывающей из-за горизонта и уже закрывающей полнеба.
Не глядя на Хараевского, она сказала:
– На моей родине, если дети наследуютфамилию матери, то спрашивать об отце не принято.
Хараевский тяжело вздохнул и сказал устало:
– Тэкэра, мы же союзники. Я не понимаю, почему ты её выгораживаешь…
Тэкэра Тошайовна медленно обернулась:
– А я не понимаю другого, уважаемый Ильяс Ниирванович. Потрудитесь объяснить свой столь пристальный интерес к моей протеже!
Декан прямо взвился гадюкой, которой неосторожный охотник наступил на хвост.
– Тэкэра! У неё отличные данные, я хотел бы сам заняться её развитием, но!.. Если её ищет безопасность Короны, то подумай, чем это нам грозит! Нам, всей Академии!
– Слушайте, Хараевский, – в выражении лица Яцумиры сейчас не было даже намека на мягкость или дружелюбие. – Хочешь заниматься с ней – пожалуйста, хочешь развивать – милости прошу. Но в остальное не лезь! В ней нет даже капли сходства с принцессой, портретами которой забиты все газеты. Рада просто молоденькая испуганная девочка, которая потеряла мать! Не цепляй её, понятно?!
