Её нельзя - страница 27



Я мял лицо: подбородок, глаза, лоб. Это не помогало, в глазах упрямо стоял Шах. Вместе с ним последний день, когда я видел мать. Убитый горем отец.

И лицо Софии. Теперь оно неизменно напоминало Шаха.

Я толком не помнил, куда швырнул портрет. Не помнил, как столик задел - он рухнул, расколовшись на осколки. Плазма, стулья, кресло, на котором я переодевал ее после гор.

Сука.

Внутри раскачивалась ветряная мельница, которую и самому дьяволу не остановить.

Я молился лишь об одном: не дай бог она проснется. Не дай бог она выйдет сюда.

Потому что я за себя больше не ручался.

14. Глава 14

София

Что-то разбилось. Там, вне спальни.

Раздался страшный грохот.

Я резко открыла глаза и закрыть их больше не смогла. Что-то безумно тяжелое сперва ударилось об стену, а затем упало на пол.

Я подскочила на постели, сердце бешено колотилось. Влажными ладонями я отыскала рубашку – набросила ее на себя и поспешила на выход.

Позже поняла – зря.

Нельзя было выходить на звон битого стекла. Любая бы пересидела, переждала, а не шла вулкану навстречу.

Эмиль был вулканом. В его глазах сам демон поселился.

– Доброе утро… Эмиль.

Мой взгляд цепляется за разбитый столик, за плазму с дырой в середине. Все было разрушено. Здесь вулкан извергся, не иначе.

– Не думаю, – с трудом ответил Эмиль.

Это был нечеловеческий голос. Встретившись с Эмилем глазами, я тяжело сглотнула слюну. И поплотнее закрылась рубашкой.

– Эмиль, что происходит?

Я обвела взглядом гостиную. Стеклянный столик представлял из себя тысячу осколков, все остальное было перевернуто как в аду. Эмиль все возместит, конечно, но не это напугало меня.

Эмиль поранился, на его костяшках была свежая кровь.

– У нас же есть аптечка, да? Я помогу тебе.

Я зачем-то улыбнулась, будто не поняла, что дело по мою душу было. Что Эмиль на меня зол. Будто я не заметила, как сжат его подбородок. Плечи выпятил и зверем смотрит.

– Лучше не подходи, – процедил он.

– Да что случилось? Я ничего не делала, – я сделала шаг назад. – С тобой была. Никуда не ходила. Даже ночью не просыпалась.

– Ты не назвала свою фамилию, – хрипло, тихо. Без контроля. С таким голосом только дом крушить.

Я непонимающе качнула головой.

– И что?

Эмиль подошел, и я только силой заставила себя не отступать более. Он дернул меня на себя. Резко. Больно.

Я охнула и врезалась в его торс.

Напряженный.

Стальной.

– Лучше бы ты осталась в комнате, София.

Грудь болезненно заныла. Еще и хватка его – дикая, зверская.

Эмиль изменился с нашей последней ночи. Я беспомощно посмотрела в его глаза, запястье заныло.

– Мне больно, – тихий всхлип.

– Мне тоже когда-то было.

«Что?», – хотелось мне спросить, но этот взгляд… Эмиль изменился.

Это все, о чем я могла думать. Рядом с ним становилось страшно. Как дома – никогда не знаешь, кто взорвется.

Эмиль ослабил хватку, и я отшатнулась. Лопатками врезаюсь в стену и ничего не понимаю. Едва сдерживаю слезы. Я предложила ему самое ценное, что у меня есть, а он оставляет синяки на моем теле и смотрит так, будто ненавидит весь мой род.

– Новогодняя ночь. Я тебе рассказывал про свою мать.

– Да, рассказывал, – перебиваю с надрывом. – Мне очень жаль, но причем здесь я?

– Причем Эмин Шах. А ты – его дочь.

Эмиль бросает взгляд на меня. Красноречивый. Все становится понятным. Все…

Когда я садилась в его машину, Эмиль смотрел на меня с интересом. Когда привел в номер и закрыл за мной дверь – с жаждой. А теперь вот так, как на вещь. Которую желаешь и ненавидишь одновременно.