Околоточный дядя Василий знал его хорошо, он не поверит этому сумасшедшему пьянице.
– Ах вон что! – захохотал рыжий, словно прочитав его мысли. – Ты с околотошным статкнулся, ничего не боисси? Знамо, цыганенок.
– Пусти меня! – Тимофей стал вывертываться из рук рыжего. – Что я тебе сделал, рыжий черт?
Мужик поволок его куда-то переулками не по направлению околотка. Всем, кто останавливался и спрашивал, в чем, мол, дело, рыжий объяснял, что тащит вора в полицию. Тут Тимофей понял, что надо, во что бы то ни стало, удирать от этого рыжего. В участке он наговорит, что ни попадя, наврет с три короба. Отмывайся потом. Тут он начал и ногами рыжего пинать и кулаками молотить.
Мужик выругался и вдруг резко и отрывисто ударил Тимофея кулаком по голове. Руки и ноги парнишки обмякли и белый свет в глазах померк.
Тимофей очнулся в какой-то тьме. Что-то ему мешало. Он дернул правую руку, и загремела цепь, которая не пускала ее дальше. Ноге тоже что-то не давало двинуться. Страх обуял Тимофея, неужто он в тюрьме? Да за что? За какую такую провинность? Что там этот проклятый рыжий наговорил на него?
Тимофей задергал ногой и рукой и закричал что-то невнятное:
– А-а-а-а-а-а! У-у-у-у-у-у!
Наверное, с полчаса кричал Тимофей, выражая этим криком свой протест и отчаянье, но все было бестолково. Никто не отозвался. Кругом было совершенно темно, даже окон не было видно, иначе бы глаза, привыкнув к темноте, различали формы предметов. Свободной рукой он ощупал то, на чем лежал, какая-то ветхая подстилка на земляном полу.
А дальше, куда мог протянуть руку, пустота.
Страх от неизвестности овладел Тимофеем. Кажется, что он в какой-то могиле находился.
– Где я-а-а! Лю-у-уди добрые отзовитесь! – кричал он с отчаяньем в голосе до хрипа, до изнеможения. И неожиданно забылся во сне.
Очнулся из-за того, что почувствовал свет, колеблющийся и мигающий. Раскрыл Тимофей широко глаза и в свете горящей свечи, понял, что лежит он в землянке. А со свечкой возится какая-то старуха в странном одеянии.
– Где я? Кто вы? – просипел он осевшим голосом и дернулся, зазвякав цепью.
– Что не нравится? – хохотнула хрипло старуха… – в Комзяках мы в густом лесу. Осип тебя приволок. Понравился ты ему, цыганенок!
– Да какой же я цыганенок? – выкрикнул парнишка. – У меня отец с матерью русскими были!
– Ну, так еще лучше, в табор не сбежишь!
– Отпустите меня! – забился в цепях Тимофей.
– Охолони, малец, охолони, – успокаивала его старуха… – все одно ключ-то от кандалов у Осипа.
– У рыжего гада что ли? – ненавидяще прошипел Тимофей. – Я ему не холоп, чтобы меня на цепи держать!
– А у нас тут не холопей, не господ нет. Мы птицы привольные, разбойнички вольные. Слыхал про таковских-то?
Знал Тимофей, что водится в Комзяках разбойный люд. Все их опасаются, и через Комзяковский овраг никто не ходит.
– Зачем я вам надобен? – выкрикнул Тимофей.
– Мне ты без надобностей, – ответила старуха. – Осипа спроси, когда он придет.
– Я его убью, гада! – скрипнул зубами парнишка.
– Ну это уж сами разбирайтесь, мое дело маленькое.
Старуха разожгла печурку и поставила в нее котелок с каким-то варевом.
Понял Тимофей со старухи бесполезно требовать, что бы она его отпустила.
– А ты тоже что ли разбойница? – поинтересовался Тимофей, когда ярость его немного остыла.
– Да, а кто же? – охотно поддержала она разговор. – Чай в разбойничьей шайке живу.
– Ну а где же все другие?
