Он посмотрел в окно. За стеклом началась настоящая метель. Снег валил стеной, ветер завывал в старых рамах, и контуры церкви напротив почти полностью растворились в белой мгле. Снег стирал город, стирал следы, стирал саму видимость.
И тут, сквозь вой ветра, он услышал его. Далекий, протяжный вой собаки. Одинокий, тоскливый звук, полный первобытной печали. Но это было так же невозможно, как и босые следы на снегу. В их городе собак не осталось. Последние бродячие стаи исчезли еще в девяностых – кто-то говорил, что их отстрелили, кто-то – что они просто ушли, не выдержав перемен. С тех пор собаки в городе были такой же редкостью, как цветущие яблони зимой. Но вой был отчетливым, он пробивался сквозь метель, добавляя еще один штрих к сюрреалистической картине этого дня.
10. Колокол
Ночь окончательно вступила в свои права, плотная, беззвездная из-за непрекращающейся метели. Андрей так и не ложился спать. Он сидел в кресле, пустая книга Деррида лежала на коленях, а взгляд был устремлен в белое кружево за окном. Символ на ладони то тускнел, то снова проступал красноватым узором. Город затих, даже ветер, казалось, немного умерил свой вой.
Именно в этой относительной тишине он услышал его. Глубокий, вибрирующий звук колокола. Он был низким, немного дребезжащим, словно старый, давно не использовавшийся металл неохотно отзывался на удар. Звук плыл над заснеженным городом, раскатываясь и затихая, – боммм… боммм…
Андрей застыл. Колокол. Но у церкви напротив колоколов не было. Их сняли большевики еще в 1923 году – он точно знал это из книг по местной истории. Расплавили на нужды индустриализации или просто сбросили и разбили – версии расходились, но факт оставался фактом: колокольню обезглавили и обеззвучили почти сто лет назад. Этот звук был так же невозможен, как вой собаки часом ранее, как босые следы на снегу.
Он медленно поднялся и подошел к окну, стер ладонью иней со стекла. Метель немного поутихла, и видимость улучшилась. Внизу, на площади перед церковью, которую едва освещал одинокий уцелевший фонарь, лежали нетронутые сугробы. Снег искрился в его слабом свете.
И посреди этого белого безмолвия стояла она. Лика.
В том же темном платье и тех же белых кроссовках. Седые волосы чуть припорошены снегом. Она стояла прямо под фонарем, запрокинув голову, и смотрела на его окно. Увидев его, она подняла руку и медленно помахала ему. Простое, обыденное движение, которое в этом контексте выглядело абсолютно сюрреалистично.
Ее губы шевельнулись. Она что-то говорила, возможно, звала его или отвечала на его невысказанные вопросы. Но звуков не было. Ни единого слова не доносилось сквозь стекло и расстояние, сквозь тихий шелест падающего снега. Только безмолвное движение губ и пристальный взгляд темных глаз.
Андрей смотрел на нее, не в силах пошевелиться. На призрак, на галлюцинацию, на разрыв в реальности, стоящий внизу на снегу и машущий ему рукой под звуки несуществующего колокола.
Снег продолжал падать, записывая новую главу поверх старой.
Глава 2: Она в красном шарфе
1. Утро после призрака (Возвращение к Разрыву)
Андрей проснулся рывком, словно его выдернули из глубокой, темной воды. Сердце колотилось, а в ушах все еще стоял фантомный гул – низкий, вибрирующий звук несуществующего колокола, который сопровождал его всю беспокойную ночь, вплетаясь в обрывки сновидений, где снег был черным, а река текла вспять. Он сел на кровати, вслушиваясь в утреннюю тишину. На этот раз она была обычной – тонкой, пронизанной едва слышными звуками просыпающегося дома: скрипом половиц у соседей сверху, далеким шумом воды в трубах. Никакого колокола. Никакого воя собаки.
