Эль-Соул. Я – сознание - страница 3

Вся компания молчала, затянувшийся неуспех физически ощущался в осунувшихся, усталых лицах и опущенных плечах, придавленных ответственностью и явной неудачей.

– Ладно, парни, давайте сегодня по домам. Завтра всем отгул и выспаться, подпишу приказ задним числом. Уже месяц работаем двадцать четыре на семь, вы мне нужны нормальные, а не съехавшие с катушек от недосыпа.

– Саша, – один из собеседников широко улыбнулся, – за наши катушки не волнуйся, мы-то выспимся, главное, чтобы ты сейчас отправился домой и отдохнул, а то чую я, намылился ты опять в контору, пересчитывать нагрузки и коэффициенты боевого выживания. Проработаешь ночь и сделаешь гениальный вывод о том, что последняя модификация была ошибкой. Ты же знаешь, нет смысла в этих бесполезных расчётах. Мы и так сегодня все видели своими глазами.

Компания рассчиталась и вышла на улицу, ёжась от пронизывающего ноябрьского холода. Негромко переговариваясь, мужчины разошлись. Погода не радовала, все положенные оттепели прошли, потихоньку подбиралась зима, на плечи сыпалась мелкая снежная пыль, а холод пробирался под одежду. Саша Смирнов вытащил из кармана наушники, воткнул в уши, зазвучал рок, энергия музыки как будто разогнала осеннюю хмарь и сделала тусклые краски осени немного ярче. Александр запахнул плащ, расправил плечи и бодро зашагал, конечно же не в сторону дома, а в направлении серых корпусов завода…

***

Сквозь огромные окна стеклянного фасада главного здания заводоуправления спящий городок не выглядел мирно. Там, за тысячи километров, метрополия жила, не осознавая надвигающейся беды, ярко сияли неон улиц и освещение многочисленных магистралей. В городке же за окнами, по сути неотъемлемой части завода и слаженной системы ВПК, уже начинали жить по военному времени – все чаще на улицах стали встречаться патрули военной полиции, хоть пока и не введён комендантский час, но жителям строго рекомендовано в тёмное время суток оставаться дома. Периодически небо пересекает луч прожектора.

Информация про «Рой» не стала достоянием широкой общественности – система государственной безопасности, совершенствуемая десятилетиями, работала надёжно, но то, что основная угроза – «с неба», наложило свой отпечаток и определило принимаемые меры защиты от возможного и, как показывает история, зачастую внезапного нападения.

Специалист службы безопасности внутреннего периметра завода, или по-простому – охранник КПП, Иван Фёдорович, своими служебными обязанностями не пренебрегал. Хотя ночной обход каждый час и не являлся строго обязательным, но Фёдорович – военный отставник и человек, всю жизнь привыкший жить по Уставу, следовал заведённому порядку. Уже третий раз в эту ночь он заглянул в кабинет к Сашке Смирнову (свет горит, значит, надо обязательно проверить), и в очередной раз убедился, что главный конструктор продолжает спать в кресле за столом крепким сном, положив голову на руки, скрещённые на столешнице, заваленной бумагами. Покачал головой со сдержанным неодобрением, сочувственно проворчал: «такой же, как его батя, как о нем рассказывают, неугомонный. Доконает себя…» и отправился дальше, подсвечивая дорогу фонариком.

***

Александр беспокойно вздрогнул, ему опять снился один и тот же сон. И этот сон был пугающе реалистичен.

Отец, сидящий допоздна в кабинете, увлечённо и как будто обречённо работающий над какой-то идеей, полностью его захватившей. Мать, внешне спокойная, но внутри, и это чувствуется, как натянутая струна – тронь и порвётся, с явным трудом сохраняющая спокойствие: «Сашенька, не мешай папе. Он работает». Сашка почти не видел отца. Его кумир и самый любимый человек на свете (если не считать маму, конечно) сутками пропадал на работе, а когда появлялся дома – наскоро ел, спал несколько часов и опять работал, работал… И сейчас Сашке только и всего, что разрешили зайти, обнять отца и тут же отправили в свою комнату, закрыв дверь отцовского кабинета прямо перед носом. Но не тут-то было, Саша протестовал против такой несправедливости – рывком распахнул дверь, но перед ним уже не убранство отцовского кабинета, перед ним разворачивалась очередная сцена прошлого, реальная, как сама жизнь, и от этого вызывающая сильнейшее душевное волнение.