Эль-Соул. Я – сознание - страница 4

Огромный ангар, ровными рядами выстроились вдоль стен мощные бронированные летательные аппараты иссиня-чёрного цвета, довольно большие для обычных дронов —выше Саши, похожие на гротескный гибрид вертолёта и птицы. Из дальнего угла доносился грохот – работало оборудование, сыпали искрами многочисленные сварочные посты. В помещении множество людей, каждый занят, сосредоточен, воздух буквально пропитан нервозностью и спешкой. В центре всего этого отец с планшетом, в окружении друзей, которых маленький Сашка так часто видел дома на праздники, улыбающихся, весёлых. Сейчас веселья не было и в помине. Угрюмые, напряжённые лица. И только отец как будто помолодевший, словно и не было этих последних месяцев давящей тишины и ощущения надвигающейся беды, что-то энергично объясняет, быстро нажимая на сенсорную панель планшета. А на огромном голографическом экране вьются в неуловимом прекрасном танце уменьшенные в десятки раз копии моделей машин, похожих на тех, что замерли вдоль стен ангара.

Кроме этих моделей, похожих на черных птиц, голограмма переполнена синими и серыми стилизованными вертолётами, боевыми машинами, стягивающимися или стремительно летящими к центру голограммы. А в центре билось сердце – крошечная алая звезда, соединённая пунктирными линиями с черными птицами, которые стремительно перемещались, маневрировали, очевидно, вели бой. То один, то другой сине-серый вспыхивали и исчезали. Но чем дальше, тем чаще птицы собирались в группы, бросались на сине-серых, затем исчезали вместе с ними в искрах и пламени или замирали, истаивая в воздухе, падая, оставляя за собой дымчатый шлейф. Когда птиц-защитников совсем не осталось, серая игольчато-острая хищная ракета вырвалась откуда-то из-за границы экрана, достигла сердца-звёздочки и вонзилась в него. Вся голограмма озарилась яркой вспышкой и изображение застыло. В наступившей тишине прозвучал громкий голос отца – голос с нотками искусственной бодрости: «Двадцать восемь минут, парни. Шансы и время ещё есть, попробуем немного улучшить».

– Внимание, множественная активность в двухкилометровой зоне.

В очередной раз, может, в десятый за последнюю неделю, сработал сигнал тревоги. Интеллектуальная система сбора информации с датчиков, камер, дронов не сигналила по пустякам. К границе выдвигались мобильные группы. Скорее всего, без каких-либо результатов – постоят, посмотрят и вернутся. Все сигналы ничем не подтверждались. Стационарные посты, к сожалению, в этой глухой местности были расположены с большим интервалом – от пары десятков до полусотни километров. Уже много лет не возникала необходимость обеспечивать особо пристальный контроль, граница была «на замке» в силу естественных причин – непроходимые леса и полоса болот, как раз по нашей стороне границы. Спецназ пограничников каждый раз выезжал по тревоге в броне и на вездеходах. Представить, что кто-то из гражданских нарушителей попробует пробраться через глухомань с одной известной ему целью, можно было исключительно в порядке теоретического рассуждения, предполагая, что цель, вероятно, стоит того, чтобы так всерьёз рискнуть собственным здоровьем и, возможно, жизнью. Помимо прочего, на той стороне проживал народ, говорящий на таком же языке и только в силу определённых геополитических катаклизмов отделившийся и заживший свободной, самостоятельной жизнью. Поэтому сигналы тревоги поначалу воспринимались как досадные, но неотъемлемые атрибуты пограничной службы – а как иначе, звенит, значит, надо ехать проверять, что-то типа учений. Тот факт, что народ уже давно относился к иному государству, не просто был соседом, а уже членом Альянса, то есть входил в коалицию, настроенную скорее недружелюбно, чем нейтрально, не сильно укладывался в голове и, вообще, воспринимался как обстоятельство из какой-то другой, параллельной вселенной. А здесь и сейчас – это соседи, почти земляки. И жили там обособленно и со своими проблемами. Так это нормально, мы сами такие же.