Элиза. Осколок тьмы - страница 7



На несколько секунд между ними повисла тишина, наполненная только гулом голосов вокруг.

Кейли уже собиралась окликнуть её, но Элиза вдруг спокойно сказала:

– Я всё-таки пойду в эту школу.

Её голос был ровным, почти бесцветным.

Кейли удивлённо повернулась к ней, но Элиза не смотрела на неё.

Она продолжала неотрывно глядеть на мальчика и, не отводя взгляда, медленно двинулась к машине.


Фаза II.

Он понял. Не сразу. Но достаточно ясно, чтобы перестать отрицать.

Земля.

Этот забытый, несовершенный, тяжёлый мир. Мир, где всё хрупкое, смертное, где души рождаются в теле, где свет исходит не от магии, а от ламп в детских комнатах.

Он знал о нём. Конечно.

Как о нижнем ярусе бытия, как о месте, где живут те, кого остальные миры позабыли.

И вот теперь – туда.

Он шагнул в Переход. Но Переход не принял его. Земля не была открыта.

Плотность между мирами была иной, вязкой. Словно туда не пускали просто так. Или…не пускали его.

Он попытался через Кольцо Времён – тот путь, где шаг равен столетию, а один неверный взгляд может сжечь сознание. Он провёл там восемьдесят лет, шагая по петлям, сжигая свои воспоминания, лишь бы добраться до нужной ветви.

Не сработало.

Он пробрался в Мир-Ключей, где существа хранят проходы между мирами, живущие вне линейности.

Он заключил сделку. Потерял половину своих имён. Заплатил одним чувством – отдал то, что чувствовал её.

Именно это. Именно её. Он мог продолжать чувствовать других. Может знать, где ночь, где смерть, где ложь. Но её – больше нет. Ни в нём. Ни в его ощущениях. Ни в его связи с миром.

Он бы закричал, если бы крик мог вернуть. Он бы отступил, если бы был путь назад.

Просто… нет такого больше в нём.

И даже тогда – путь был закрыт.

Потом – Ось Глубин. Он плыл по ней двести лет, вне времени, без тела.

Он был только Взглядом. И однажды он увидел: свет.

Тусклый. Неловкий.

Мир, где души дрожат от рождения до смерти.

Земля.

Он ринулся. и всё начало сопротивляться.

Ворота дрожали. Переходы рушились. Время крошилось, а он шёл… шёл… шёл…

Он прошёл через Мир Бесплотных, где тела оставались позади.

Он спустился в Молчаливую Низину, где звук – смертелен.

Он пережил столетия, растянутые в секундах, и секунды, сжатые в тысячелетия, лишь бы найти ту трещину в ткани, где он мог бы войти.

И наконец – он стоял на пороге.

Мир, где всё чужое.

Мир, где он должен будет стать ничем.

Мир, где она – живая, земная, и… не знает о нём.

Он вдохнул.

Распад.

Он не вошёл в мир – он вплавился в него, как металл в плоть.

Первое – тело.

Оно было… глухим, тупым, слишком плотным.

Как будто втиснуться в коробку, в которую не входишь.

Он ощущал кости. Он ощущал вес – как проклятие.

На каждом вдохе лёгкие царапали изнутри. Кровь – это не поток, а гудение, неприятное, липкое, слишком тёплое.

Он пытался помнить себя – и тут же терял очертания.

Имя, суть, энергия – всё искажалось.

Земля давила. Как будто говорила: «Ты не отсюда. Не дыши здесь.»

Он закашлялся.

Настоящий кашель. Физический. Тупой, мерзкий, мокрый. Он ненавидел это.

Он слышал звуки. Но не те, к которым привык. Гул. Машины. Крики. Рекламы.

Они били по голове. Это был мир, где всё слишком громко и ничего не слышно.

Встал. Нет, поднялся – с трудом.

Тело дрожало, как впервые сотканное. Кожа мерзла, и в первый раз за столетия он почувствовал холод.

Оглянулся: улица, пыль, асфальт, воздух – загазованный, влажный, липкий.

Он был в городе.

Обычном.

Серые дома. Люди проходят мимо. Светофор мигает. Птицы на проводах.