Карета остановилась. Кающийся рыцарь вышел из нее и, подойдя к галерее, остановился перед нами. Это был граф Эссекс. Он не стал поднимать на меня глаза, но ударил себя в грудь и с криком: «Простите мне это прегрешение!» – бухнулся на колени.
Я продержала его в таком положении долгое время, прежде чем приказала подняться.
Я так и не простила его за тайный скоропалительный брак. Мое разочарование в нем было тем сильнее, что он даже не извинился и не попытался приблизиться ко мне снова. А теперь прибегнул к такому показному публичному способу продемонстрировать раскаяние, который неминуемо должен был привлечь к себе всеобщее внимание и вызвать восхищение. Без этого он не мог.
Я не сделала ему знака подняться по лестнице на галерею и обратиться ко мне. Он долго стоял в ожидании. Казалось, все зрители затаили дыхание. Послеполуденное солнце вызолотило его рыжеватые волосы, рассыпавшиеся по плечам, когда он стащил с головы шлем с выгравированным родовым гербом. В сковывающих его движения латах он казался неуклюжим.
– Можете начинать схватку, – бросила я.
Его товарищ сэр Фулк Гревилл выбрался из похоронной кареты и жестом велел слугам привести жеребцов.
Оба быстро вскочили в седла и стремительно понеслись друг на друга к барьеру. Гревилл даже бровью не повел, когда Эссекс одним ударом вышиб его из седла и сломал его копье. Он откатился в сторону, поднялся на ноги и, поклонившись в нашу сторону, похромал к выходу с арены. Эссекс тоже ретировался.
– Этот мальчишка дерзок до неприличия, – сказала Хелена, склонившись ко мне из своего кресла (даже спустя двадцать пять лет, прожитых в Англии, в ее речи явственно слышался шведский акцент; я находила его очаровательным). – Его нужно отшлепать.
– Но кто мог бы это сделать? – заметила Марджори. – Его мать? Так ее саму не помешало бы отшлепать.
– Его следует наказать, – не сдавалась Хелена.
Но я и так уже наказала его, отослав прочь от двора. Это лишь подстегнуло его требовательность.
– Он просто игрушка, ваше величество, – подал голос по другую сторону Роберт Сесил. – Не обращайте на него внимания. Он годится только на то, чтобы наряжаться да изображать из себя рыцаря в инсценированных турнирах.
Я прекрасно знала, что два Роберта, Сесил и Эссекс, откровенно друг друга недолюбливают. В детстве они некоторое время жили под одной крышей, поскольку Эссекс был воспитанником Бёрли. Но высокий, худощавый и аристократичный Эссекс не имел ничего общего с низкорослым горбатым книгочеем Сесилом. С возрастом их взаимное безразличие переросло в соперничество. У Эссекса не укладывалось в голове, что я могу ценить таланты Сесила выше, нежели его собственные.
Пожав плечами, я вскинула усыпанный драгоценными камнями веер. Схватки между тем продолжались. После поединка Эссекса с Гревиллом их было еще девять, а всего тринадцать. Когда последняя пара преломила копья, завершая турнир, солнце уже садилось.
И тут вдруг на арену выкатилась еще одна богато украшенная карета. Из-за ограждений заиграла оглушительная музыка, и карета, подъехав к нам, остановилась. Она была задрапирована белой тафтой, а украшавшая ее вывеска утверждала, что это священный храм Девственных Весталок. Она покоилась на колоннах, раскрашенных под порфир, а внутри мерцали светильники. Из нее выпорхнули три девушки в невесомых струящихся одеяниях и посвятили себя мне как весталки, после чего пропели:
