– Это эфирные слёзы, – сказал он, его хриплый голос прорезал тишину леса, мягкий, но полный глубины. – Легенды говорят, они выросли там, где эфирные проливали слёзы, покидая наш мир. Их свет – это их память, их магия, оставленная нам.
Айрин подняла взгляд, её пальцы всё ещё висели в воздухе, дрожа от близости к цветку. В груди шевельнулось тепло, но тут же сменилось острой болью – воспоминанием о Тео, о том, как он однажды принёс домой цветок, утверждая, что он волшебный, и как Лейна смеялась, вплетая его в её волосы. Слёзы обожгли глаза, и она смахнула их рукавом, грубая ткань царапнула кожу. Она выпрямилась, стараясь прогнать слабость, но голос всё равно дрогнул, когда она заговорила.
– Они прекрасны, – прошептала она, её слова почти утонули в шелесте листвы, мягкие и задумчивые.
Марика фыркнула, её шаги приблизились, и Айрин уловила слабый запах крови и трав, исходящий от её одежды. Она остановилась рядом, скрестив руки на груди, и её губы изогнулись в саркастической усмешке, но в глазах мелькнула тень чего-то тёплого.
– Прекрасны, пока не наступишь, – бросила она, её голос был резким, но не злым. – Давай, Айрин, не отставай. Нам ещё идти до Илвариана, а я не собираюсь тащить тебя на себе.
Рен молчал, но его взгляд задержался на цветах чуть дольше, чем обычно, прежде чем он отвернулся, продолжая путь. Его молчание было тяжёлым, как камень, и Айрин почувствовала, как её собственные мысли тянут её вниз. Она поспешила за ними, её сердце колотилось от смеси восторга и тревоги. Лес казался живым, его звуки – треск веток под ногами, далёкий крик птицы, шорох ветра в кронах – сливались в мелодию, которая убаюкивала её, но под этой красотой таилась тень. Она чувствовала, что они идут не просто по тропе, а по границе между тем, что было, и тем, что могло бы быть.
К полудню лес начал редеть, его густой полог расступался, открывая взгляду первые очертания Илвариана. Солнце стояло высоко, его свет пробивался сквозь ветви, отбрасывая пятна на землю, и Айрин почувствовала, как пот выступил на её лбу, липкий и тёплый. Она вытерла его рукавом, ткань туники, уже пропитанная пылью и грязью, царапнула кожу, оставив лёгкое жжение. Воздух стал суше, но всё ещё хранил слабый аромат эфирных слёз, теперь смешиваясь с запахом старого камня и земли, потревоженной их шагами. Тропа расширилась, её края поросли высокой травой, что шелестела под ветром, и Айрин уловила далёкий гул – низкий, почти неощутимый, как дыхание спящего зверя. Она бросила взгляд на Аргуса, но его лицо оставалось непроницаемым, лишь морщины вокруг глаз углубились, выдавая напряжение.
Илвариан возник перед ними внезапно, как мираж, сотканный из камня и воспоминаний. Его стены, некогда белые, как кости дракона, теперь потрескались и поросли плющом, чьи листья дрожали на ветру, шепча истории давно ушедших дней. Башни поднимались к небу, высокие и изящные, но их вершины были сломаны, а основания утопали в земле, словно время пыталось стереть их с лица Эльтадии. Улицы вымощены гладкими плитами, отполированными до блеска ветром и дождём, и между трещинами пробивались те же светящиеся цветы, что в лесу, только здесь их сияние казалось тусклее, будто они устали светить в одиночестве. Воздух был прохладным, пропитанным запахом старого камня и чего-то металлического, почти магического, от чего у Айрин закружилась голова, а кристалл в её кармане нагрелся, его пульсация отдавалась в ладони, как зов.
