Её башмаки, пропитанные грязью после бегства из таверны "Серебряный Клинок", хлюпали при каждом шаге, и холод просачивался сквозь истёртые подошвы, заставляя пальцы ног поджиматься. Кожа на пятках натиралась, оставляя жгучую боль, но Айрин стиснула зубы, не позволяя себе замедлиться. В груди теплилась искра – не просто усталость или страх, а что-то новое, рождённое ночью у огня, когда слова Марики о боли и решимость Аргуса найти ответы смешались с её собственными мыслями. Она больше не была просто девочкой из Калмера, потерявшей всё в огне Эклипса. Теперь она была чем-то большим – носительницей, как назвали её эфирные в святилище, и это знание тяжёлым плащом легло на её плечи, согревая и пугая одновременно.
Аргус шёл впереди, его потрёпанный плащ колыхался на ветру, подметая траву, а посох в его руке глухо стучал по земле, отмеряя ритм их пути. Его широкие плечи были слегка сгорблены, как будто годы вины и мудрости давили на него, но в его походке чувствовалась уверенность человека, который знал этот лес, как свои ладони. Свет солнца играл на его седых волосах, выхватывая серебряные пряди, и Айрин заметила, как его пальцы то и дело сжимались на посохе, словно он ждал чего-то – угрозы или откровения. Рен шагал чуть позади него, его тёмные доспехи поблёскивали в утреннем свете, а меч за спиной покачивался в такт шагам, издавая слабый звон металла о ножны, который сливался с шорохом листвы. Его лицо оставалось непроницаемым, как вырезанная из камня маска, но Айрин уловила, как его взгляд скользил по сторонам, цепкий и холодный, выискивая тени между деревьями. Он был как натянутая струна – готовый в любой момент сорваться в бой, и эта напряжённость заставляла её собственные нервы дрожать.
Марика замыкала их маленький отряд, её шаги были лёгкими, почти бесшумными, словно она ступала по воздуху. Свежий шрам на её щеке, красный и воспалённый, выделялся на бледной коже, как метка, оставленная судьбой, но в её глазах горел огонь – неукротимый, живой, тот самый, что заставил её отвергнуть приказ Клайва и встать на сторону Айрин. Она то и дело бросала быстрые взгляды на Рена, и Айрин чувствовала, как между ними витает что-то неуловимое – напряжение, острое, как лезвие кинжала, которое она не могла до конца разгадать. Её собственное сердце сжималось от этого, и она не знала, было ли это завистью, страхом или просто усталостью от всего, что свалилось на неё за последние дни.
Лес обступал их всё плотнее, его дыхание становилось гуще, насыщеннее. Воздух наполнился запахами – влажной земли, пропитанной росой, смолы, что сочилась из трещин в коре, и чего-то сладкого, почти эфирного, что заставляло её голову кружиться. Деревья здесь были старыми, их стволы, покрытые мягким зелёным мхом, возвышались, как стражи, а ветви сплетались высоко над головой, образуя полог, через который свет падал тонкими, дрожащими нитями. Но настоящим чудом были цветы – крошечные, не больше ногтя на мизинце, они росли у корней, испуская мягкое голубоватое сияние, словно звёзды, упавшие с неба и застывшие в траве. Айрин замедлила шаг, её дыхание замерло, когда она наклонилась к одному из них. Лепестки были тонкими, почти прозрачными, и свет пульсировал в них, как живое сердце. Она протянула руку, её пальцы дрожали в воздухе, но она остановилась, боясь нарушить эту хрупкую магию.
Аргус заметил её движение и остановился, опираясь на посох. Его тёмные глаза блеснули в утреннем свете, и на его губах мелькнула слабая улыбка, смягчившая суровые морщины на лице.
