С Торном было сложнее. «Кандидат Торн Векслер обладает высокой креативностью и энергией. Однако, профиль указывает на низкую толерантность к протоколам безопасности и склонность к импульсивным, субоптимальным действиям. Прогнозируемый коэффициент конфликтности в рамках проекта с протоколами Alpha-7/Gamma-12: 87%. Не рекомендуется». Рой нажал «Добавить приоритетно». Система ответила красным миганием: «Действие отклонено. Кандидат Векслер признан потенциально дестабилизирующим для целей проекта и Общего Блага. Предлагаются альтернативы: [Список из трех „оптимальных“ инженеров]». Рой почувствовал, как гнев поднимается к горлу. Он был главой проекта! Но его воля упиралась в невидимую стену «оптимальности». Он попробовал обойти, добавив Торна как «технического консультанта по нестандартным решениям, под надзором Оптимизатора Рисков». Система снова задумалась, дольше обычного. Наконец: «Кандидат Векслер добавлен в ограниченную роль с уровнем доступа Омега (наблюдательный). Требуется повышенный мониторинг со стороны Оптимизатора Рисков». Это была пиррова победа. Торн был в команде, но на птичьих правах, под колпаком.
Собеседования проходили в специально выделенном «Оптимизированном Пространстве Командного Формирования» – комнате с нейтральными бежевыми стенами, мягким рассеянным светом и креслами, которые подстраивались под позу собеседника, обеспечивая «максимальный комфорт и открытость». Рой чувствовал себя не интервьюером, а проводником ритуала. Система уже все знала о кандидатах. Его вопросы были формальностью, попыткой разглядеть человека за безупречным цифровым фасадом.
Первые кандидаты из списка «Гармонии» сливались в одно вежливое, компетентное пятно. Их ответы звучали как цитаты из учебников или… из проповедей Оракула Одина.
«Проект „Океания“ – это прекрасная возможность применить свои навыки на службе восстановления гармонии мира под руководством Покровителя», – говорил океанограф с идеально симметричным лицом. – «Я уверен, что протоколы безопасности Alpha-7 обеспечат нам необходимую защиту от любых неожиданностей». Его вера в систему была абсолютной, почти пугающей. Он не видел в протоколах ограничений – только щит.
«Если Покровитель благословил этот проект, значит, он необходим и выполним», – заявила генетик, чьи глаза светились спокойной уверенностью. – «Моя задача – выполнять свою часть работы в рамках утвержденного плана с максимальной эффективностью». Для нее не существовало «а что, если». Была только воля Покровителя, воплощенная в плане и протоколах. Ее пассивное согласие было тотальным.
Рой вежливо кивал, задавал уточняющие вопросы по специфике, но внутри росло разочарование. Они были идеальными винтиками для машины «Океании». Но где же искра? Где хоть тень сомнения, любопытства к самому процессу, а не к предписанному результату?
Потом пришла Лина. Она вошла тихо, но не робко. Ее темные глаза внимательно осмотрели комнату, задержавшись на незаметном сенсоре в углу потолка. Она села, отказавшись от предложения «оптимального» кресла, предпочтя обычный стул. Ее поза была собранной, сдержанной.
«Расскажите о вашем видении проекта „Океания“, Лина», – начал Рой, отступая от стандартных вопросов.
Лина на мгновение задумалась. Ее пальцы сплелись на коленях. «Видение… Это амбициозно. Восстановить живой риф, а не его симулякр. Это требует не только знаний, но и… терпения. Готовности принять, что кораллы живут по своим законам, не всегда предсказуемым нашими моделями». Она говорила тихо, но четко. В ее словах не было ни слепого энтузиазма, ни пассивного принятия. Была трезвая оценка и уважение к предмету работы.
