Ёськин самовар - страница 18



Они пересекли трамвайные рельсы и попали на узкую улицу, которая терялась в зелени. На углу первого кирпичного дома, где за листвой прятались окна, висела синяя табличка с названием – «Глинки 1». Белые буквы слегка поблекли от времени, но все еще были различимы. Указатель казался обычным, неприметным – как и сама улица, скрытая от глаз торопливого города.

Иосиф успел сделать несколько кадров внутренних дворов домов из красного кирпича, возведенных когда-то немецкими военнопленными, прежде чем они свернули на улицу, тянувшуюся вдоль зеленой стены деревьев. Мощные кроны нависали над тротуарами, словно оберегая прохожих от полуденного солнца. Каштаны и липы – старые, разлапистые, местами накренившиеся, с шероховатой корой и тускло-блестящими листьями – тянулись вверх, образуя живой свод. Все здесь дышало размеренной тишиной и спокойствием.

Асфальт под ногами оказался местами потрескавшийся. Шли они не спеша, будто подстраиваясь под ритм этого тихого уголка Тулы.

По левую сторону, сразу за перекрестком, протянулся длинный забор. Между массивными каменными столбами, обветренными и местами потрескавшимися от времени, тянулись черные металлические секции с редким, почти декоративным узором. Местами в них застревала трава и сорные стебли, будто сама природа пыталась заглянуть за эту границу. За оградой, в глубине, среди листвы угадывались силуэты построек – полускрытые ветвями, таинственные, будто забытые.

– Здесь у нас городская больница. Девятая, – пояснила на ходу Галина Николаевна, не сбавляя шаг. Она кивнула в сторону массивных ворот. За густой зеленью деревьев, за спинами прохожих и шорохом листвы, внезапно открылся вид на въезд в городскую больницу. Небольшая, но солидная проходная с облупившимися белыми колоннами, массивные ворота с табличкой «Проезд запрещен» и выкрашенная в темно-красный цвет охранная будка. Позади ворот, в конце чистой, аккуратной дорожки виднелось основное здание больницы – прямоугольное, белое, строго симметричное, с колоннами и темными окнами.

И хотя здание больницы вполне заслуживало того, чтобы попасть в кадр, Иосиф решил не тратить на него пленку. Знать бы ему тогда, что совсем скоро именно здесь ему придется бороться за жизнь…


Через десяток шагов Иосиф с Галиной Николаевной уперлись в старинную арку, словно перенесенную сюда из другого времени. Беленая штукатурка, кое-где облупившаяся, придавала строению потертый, но достойный вид. Небольшие арочные проемы, колонны по бокам, тяжелая лепнина под крышей – все напоминало о довоенной архитектуре – строгой, основательной, немного тяжеловесной, но по-своему торжественной. Такой, какую Иосиф знал по черно-белым фильмам и старинным открыткам: с барельефами атлетов, в позах, полных пафоса и силы, с венками, гирляндами и надписями в духе "в здоровом теле – здоровый дух". Арка словно сошла с одной из таких открыток – настоящий вход в эпоху, где спорт был делом государственной важности, а каждое здание – монументом.

– Это стадион имени Кирова, – пояснила пожилая женщина. – Принадлежит Патронному заводу. Тут по выходным гулянья были – считай, весь город сходился.

Она даже немного выпрямилась, словно вспоминая что-то особенное.

– А ты знаешь, – добавила с заметной теплотой и гордостью, – тут, на «Кировце», в пятьдесят девятом свой первый международный матч наши сыграли. «Труд» против датчан. Победили, между прочим – пять три.