Этнограф Иосиф - страница 5

Тот лишь ухмыляется, прохиндей:

– Как град назовём, господин писатель? Может, Санкт-Андреасбург?

– Отлично придумано, – похвалил. – Жаль, что имя громоздкое, после пятого тоста не выговоришь.

– Как же тогда?

– Нью-Питер.

Эгей-го, тащите шампанское вёдрами, обмоем наречение града.

И порадуемся искренне за Иосифа, – в третьей столице Нью-Питере ему посчастливилось жить.

…жизнь в третьей столице текла заведенным порядком вещей: лето следовало за весной, осень сменялась зимой, то есть всё шло своим чередом, и не было такого, чтобы вдруг вспыхивал май цветением среди января и вьюги не пели своих песен в июле.

Населяли мегаполис добрые, красивые, отзывчивые люди, никто из них не стрелял из рогаток по стёклам, ни один Ленин здесь не был убит.

Словом, хороший город, – не чета Москве и Козельску.

Жизнь в третьей столице шла заведенным чередом: в Летнем саду вечерело.

На востоке лежала варварская мгла, солнце валилось с ног, горели к западу горизонты.

– Пора по домам, – поняли вдруг сидевшие на скамеечке Носов и Курицын, сердечно простились друзья и разошлись.

По Гоголевскому бульвару текла толпа, будто где-то открыли шаровый кран, а из водопроводных труб полилась не хлорированная в соответствии с санитарными нормами жидкость, а хлынул людской поток: шляпки, кашкеты, банданы, бейсболки, – это если смотреть по верхам. Сарафаны, блузы, футболки с портретами Че Гевары, – если глядеть чуть ниже. И, наконец, джинсы и шорты – зрелище для мужчины не интересное, – и юбки по моде этого лета, в облипку обтягивающие ягодицы, – туда и пялились все, туда и пялился Носов. И таки да, там было на что поглазеть: Рая и Клавдия вершили впечатляющий променад.

Взгляды всех игнорировали красавицы, но пламенные взоры писателя не оставили без внимания, – обернулись и воскликнули радостно:

– Ба, кого мы видим!

Видели они неистощимого выдумщика и фантазёра, искромётного шутника, милейшего человека, старинного своего приятеля Носова.

– Откуда идёте, дамы? – спросил Сергей Анатольевич.

– С работы, – ответили девушки.

– Куда направляетесь?

– На заработки.

Рая и Клавдия работали в краеведческом музее искусствоведами, а зарабатывали, танцуя стриптиз в ресторане «Африка».

На них ходили.

Их шоу пользовалось неизменным успехом.

Бывало, в чём мать родила повиснут девушки на шесте и вопрошают у зрителей с большим драматическим талантом:

– Отчего люди не летают как птицы?

и многие в зале порывались ответить им на этот вопрос, и волновался кабак, и владела публикой ажитация.

Лишь литератор Курицын феноменально спокойный сидел в уголке, не делал резких движений, пил в одиночку горькую, твердил, как заезженная пластинка:

– Мне не пишется, мне не пишется, мне не пишется.

Переглянутся тогда подружки, эротично раскачиваясь на пилонах:

– Обожаю Курицына, – сообщает Рая.

– Люблю его, – информирует Клавдия.

И соскакивают стриптизёрки с шеста, бегут в гримёрку и наряжаются в разного рода вещички. Будто королевны становятся девушки: неотразимо хороши. И подсаживаются они к литератору, и звонко смеются, и пьют с ним вино, и вскоре забывает Курицын, что ему не пишется, забывает, что он Курицын, забывает всё на свете, напрочь выветривается из него наносное: он младенчески чист, он беспомощно улыбается, он забавно агукает и струйка слюны появляется в уголке рта.

– Милый, любимый наш Курицын опять напился, – констатируют девушки факт, подхватывают под руки литератора и ведут домой: Рая к себе, на кровать в спаленку; Клавдия к себе, в зал на диван.