Этнограф Иосиф - страница 6
А квартиру одну на двоих снимают подружки, парадиз у них поелику.
Про парадиз – Цветикова выражение, любит Алексей заковыристые обороты, направо и налево сорит фигурами речи, так и норовит щегольнуть словцом.
Цветиков поэт; поэт, какого ещё не было…
Громогласный трибун был, рыжеволосый задира, озорной хулиган и гуляка тоже. В бакенбардах и с ментиком замечены стихотворцы, и со всяким фасоном бород…
Но такого, как Лёша, – толстого и румяного – история ещё не знала.
Вот и он, кстати, идёт и бормочет себе под нос:
– Полярная, Полярная, Полярная…
(авторская реминисценция на строчки Иннокентия Анненского «Среди миров, в мерцании светил одной Звезды я повторяю имя…»)
– Привет, Лёха, – кричат ему Носов, Рая и Клавдия.
– Здравствуйте, здравствуйте, друзья, – радуется встрече Цветиков, и энергично жмёт руку писателю, и целует дам в любезно подставленные щёчки.
– Quo vadis, Алексей Дмитриевич? – интересуется у приятеля Носов, ненавязчиво демонстрируя ширь познаний и академическую образованность.
– На канал Грибоедова, – отвечает Цветиков, намекая при этом, что и сам он не лыком шит, латынью в тупик не поставишь. – Буду любоваться, как бурлят меж гранитов пенные воды, хочу набраться лирического настроения.
– Отличный план, – не мог не согласиться энциклопедист Носов. – Дело к вечеру, самое время набраться. Только откуда в канале бурление? Там затхлый запах и квакают жабы, не будь с нами дам, я выразился бы, куда решительнее.
– Это да, запашок ещё тот, – не стал возражать поэт. – Не будь с нами дам, я сказал бы, там скверно пахнет.
– Не будь с нами дам, я сказал бы, оттуда воняет. Но дамы на счастье с нами, нет нужды принюхиваться к потокам сомнительного происхождения. Пошли лучше с девчонками в Африку, вот где бурление, вся пена города там.
– И правда, идёмте, ребята, с нами, – загорелась идеей Клавдия. – Ещё и Курицына позовём.
– Да-да, – подхватывает Рая. – Давайте звать Курицына.
И первая начинает:
– Ку-ри-цын!
И смеётся, да так заразительно, что тут же всех заражает, все хохочут и дружно зовут литератора:
– Ку-ри-цын!
На зов никто не является, но это не останавливает искусствоведов:
– Есть запасной вариант, – сообщает Клавдия.
– Да-да, – подтверждает Рая. – Не отчаивайтесь, товарищи. У нас имеются специальные устройства, можно разговаривать на расстоянии.
– Да ну? – не верят мужчины.
– Точно вам говорим, сейчас мы всё быстро уладим.
Порывшись в сумочках, дамы находят мобильные телефоны.
В списке контактов у девушек есть Пуся – начальник налоговой. И Дуся – инвестиционный банкир. Есть Зая, Кабан и Леший. И только Курицын записан как Женечка: любят искусствоведы Курицына, дня не могут прожить без литератора, обожают его.
Жмут кнопку в девайсе подружки, играет бравурная музыка, связи нет.
Нахмурился Сергей Анатольевич Носов, сделал озабоченное лицо:
– Я видел сегодня Курицына. По-моему он снова хочет писать роман.
– Тот самый? Биографический? – с округлившимися от ужаса глазами переспросил Цветиков.
– Да! – выдохнул Носов.
– О, боже! – только и смог вымолвить поэт, румянец сдуло с него, щёки стали мертвенно серыми, губы мелко дрожали.
Сжались сердца девушек в нехорошем предчувствии:
– Что? Что? Что случилось?
Полным безнадёги голосом Сергей Анатольевич стал рассказывать:
– Когда-то Евгений, будучи совсем ещё юнцом, взялся писать роман. Известное дело, для безусого юноши нет важнее в мире персоны, чем он сам. Вот и Женя… абзацами он строчил о себе, любимом. Всякая мелочь в ход идёт, любой вздор годится: услышит ли анекдот, произойдёт с ним история, познакомится с кем, – всё сюда, всё в текст. Неисчислимое множество друзей и приятелей в той или иной степени оказывались персонажами произведения. Мы вот, с Лёхой, попали…