Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - страница 2



Алина Воронова прохаживалась по фойе как будто между делом, от скуки в ожидании представления. Не всякий мог заметить, как ее глаза то и дело устремляются к входу.

«Он появится, не пропустит», – заверяла она себя, что-то внимательно изучая в своей программке.

Алина старательно избегала вопросительных взглядов, которые бросали на нее припозднившиеся зрители. Отчего она до сих пор не в своей ложе? Дело у нее. И какая всем важность?

Алина, вдова графа и генерала Воронова, который снискал славу и почести в многочисленных боях, все еще оставалась молодой и по-прежнему красивой, насколько ее вообще одарила природа. Ее медные волосы были уложены в модную прическу, невысокая хрупкая фигурка затянута в алый шелк того пограничного яркого оттенка, который уже выхватывает взгляд в толпе, но еще считается приличным в свете, грудь подчеркивало манящее декольте, а губы подкрашены кармином. Все женские уловки, которые только можно применить, делали из нее почти неотразимую красавицу. Впечатление портили лишь глаза – маленькие, карие, недостаточно светлые, чтобы искать в них золотые и ореховые оттенки, но и не настолько темные, чтобы считаться колдовскими. При этом смотрели они настороженно и проницательно, выдавая непозволительный для женщины острый ум.

Один за другим звонки оповестили о начале представления, однако она не пожелала покинуть свой пост. Облокотилась на балюстраду и раздраженно постукивала каблучком. Фрау Вебер, ее компаньонка, а в действительности горничная, уже бы шипела, призывая вести себя подобающим образом:

– Слезьте с перил! Подите в зал, иначе ваше отсутствие заметят. Представление следует смотреть. Ваше поведение неприлично!

Только вот Алина чихала на приличия. Она решилась на важный разговор, и он состоится.

– Если Онегин явится, – добавила она очень тихо.

Из зала доносилась музыка. Она лилась, звала за собой, менялась. То задорная, то тревожная или грустная. На сцене балерина Авдотья Истомина выписывала затейливые пируэты, волновала своим танцем, восхищала красотой.

Алина Воронова не смотрела представление, она ждала мужчину. Терпеливо и спокойно. А он все не появлялся.

Она уже надумала уходить, но не в ложу, а совсем отправиться домой, поскольку, по ощущениям, первый акт балета заканчивался, когда расслышала от входа:

– Ваше сиятельство…

Молодой мужчина, тщательно причесанный, одетый по самой последней моде, двигаясь степенно, даже вальяжно и с необыкновенным достоинством, оставил элегантное пальто в гардеробе. Это был Евгений Онегин. Тот, кого она ждала.

Он тоже заметил ее и поклонился, приветствуя. Алина невольно залюбовалась правильными чертами лица, ровным носом, мужественным подбородком, сияющими синими глазами и светлой, почти перламутровой кожей на его лице. Еще недавно у нее имелась возможность любоваться им, когда только захочется, – они встречались, пылали друг к другу страстью. Алина касалась его щеки ладонью и, ощущая шелковистость, удивлялась, как у мужчины может быть настолько нежная кожа. Она водила по четко очерченным ярким губам пальчиком и замирала в восторге от его поцелуя. Она не встречала мужчину красивее Евгения Онегина, и при этом его мужественность поражала не менее его красоты. Алина любила прижиматься щекой к его груди и слушать ровное биение сердца. Удары передавались в ее тело, эхом разносились по нему и превращались в страсть. Пожалуй, даже в любовь. Впрочем, Алина не верила в любовь. Но если она и способна была испытывать нечто подобное, то испытывала это к Евгению.