Это был чип. Маленький, черный, без опознавательных знаков.
«Коды…» – прошептала умирающая, ее глаз закатился, но она собрала последние силы. «Твои… Коды Неста… бильности… Правда… там… Беги… или… умрешь… как я… как… Иней…» Имя ее погибшей подруги, произнесенное чужими, умирающими губами, прозвучало как последний удар гонга. Ужас Ирис кристаллизовался в ледяную уверенность.
Женщина задрожала всем телом, ее рука, только что державшая чип, бессильно упала. Изо рта хлынула пена, смешанная с кровью. Последний хриплый выдох. Ее единственный открытый глаз застыл, уставившись в потолок «Ледяного Шкафа», в вечную тьму архивов. Тело обмякло, окончательно превратившись в безжизненный комок страданий.
Ирис сидела на коленях на липком, холодном полу, сжимая в руке маленький черный чип. Он казался раскаленным углем. Доказательство. Ключ. Приговор. Она смотрела на ужасающие останки беглянки, чье имя она так и не узнала. Запах смерти и разложения заполнял ее ноздри, въедался в кожу. Ужас смерти Инея был ужасом зрителя. Ужас перед этой женщиной, умершей у нее на руках, был иным. Это был ужас подтверждения. Страшная правда, которую она пыталась отрицать, лежала перед ней в виде двух тел: одного – быстро разрушенного за два часа наказания, другого – медленно угасшего в забвении «Ледяного Шкафа». Их объединяло одно: «Эликсир». Его отсутствие. Его истинная природа.
Яд. Цепь. Слова умирающей «Мотылька» звенели в ее голове, заглушая гул холодильников. Беги или умрешь. Она посмотрела на чип в своей руке. Коды Нестабильности. Правда там.
Трещина на фарфоре ее старой жизни превратилась в бездну. Ошибки не было. Была Система. И она была смертельной ловушкой. Ирис медленно поднялась с колен. Дрожь в ее теле была уже не от страха, а от чего-то нового, холодного и решительного. Она бросила последний взгляд на тело в тени стеллажа. «Мотылек» нашла свою свободу только в смерти. Ирис сжала чип в кулаке до боли. Она не хотела такой свободы. Она хотела жить. И чтобы жить, ей нужно было бежать. Сквозь ужас, сквозь боль, сквозь ледяную тьму «Эстетики». Чип жгло ладонь. Это была карта. Карта к спасению или к еще более страшной гибели. Но назад пути не было. Правда нашла ее здесь, в «Ледяном Шкафу», и теперь владела ею безраздельно.
Чип жгло ладонь, как раскаленный уголь. Не физически – он был холоден на ощупь, металлически-гладок – но его вес, его значение, его происхождение из рук умирающей в «Ледяном Шкафу» наполняли его смертоносной энергией. Ирис вернулась в свою камеру-инкубатор, запираясь на стандартный внутренний замок (от других «Бабочек», а не от Системы). Белая комната рефлексии осталась позади, но ее собственный инкубатор, обычно место покоя и стабильности, теперь казался клеткой. Она сидела на безупречно заправленной кровати, сжимая чип так, что ее суставы побелели. Запах гнили, смерти и льда все еще стоял в ноздрях, смешиваясь с привычным стерильным воздухом. Образы двух смертей – быстрой и мучительной Инея, медленной и не менее ужасающей беглянки – сплетались перед глазами.
Коды Нестабильности. Правда там. Слова умирающей «Мотылька» эхом отдавались в черепе.
В Институте «Эстетика» у каждой «Бабочки» был личный терминал. Игрушечный, казалось бы. Доступ к утвержденным базам знаний (искусство, история, география), к расписанию, к каталогу виртуальной одежды для презентаций. Никакой связи с внешним миром. Никаких неконтролируемых запросов. Но был слот. Универсальный слот для носителей данных, предназначенный для загрузки новых обучающих модулей или обновлений личных параметров от Опекающих. Ирис никогда не использовала его сама. Сейчас она поднесла к нему чип. Рука дрожала. Это был акт немыслимого предательства по отношению к Системе, к «Создателям», ко всему, во что она верила. Но вера эта лежала в обломках, разбитая видом серого пятна на скамье и ужасающей агонией в «Ледяном Шкафу».
