«Демонстрация А, подсекция Гармония Движения», – раздался нейтральный голос Системы через скрытые динамики. Музыка – абстрактная, струнная, лишенная мелодии, но создающая ритм – полилась тихим потоком.
Ирис начала двигаться. Это не был танец в обычном смысле. Это была хореография идеальной механики. Каждый шаг, каждый поворот головы, каждое движение руки было рассчитано до миллиметра, отточено тысячами повторений. Она шла по краю подиума, ее походка была столь плавной, что казалось, она не касается пола. Руки описывали в воздухе сложные, геометрически безупречные фигуры – эллипсы, параболы, – подчеркивая линию плеч, гибкость запястий. Она имитировала сбор воображаемого букета, движение было столь легким и точным, что казалось, цветы вот-вот материализуются в ее пальцах. Затем – остановка, поворот, замирание в позе, напоминающей античную статую. Все для того, чтобы продемонстрировать баланс, грацию, безупречный контроль над каждой мышцей. Она чувствовала на себе взгляд Коллекционера, как луч лазера, выискивающий малейший сбой в программе. Никаких сбоев. Она была алгоритмом красоты, исполненным безупречно. Внутри, под действием «Эликсира», царила ясная пустота исполнителя. Ее мысли были чисты: Угол наклона головы 23 градуса. Плавность перехода от шага к остановке. Сохранение оси симметрии.
Второй – Гедонист. Моложе, лет сорока, с телом, поддерживаемым в отличной форме дорогими процедурами, но уже с легкой тяжестью в чертах лица. Его глаза – ярко-голубые, слишком блестящие – не сканировали. Они пожирали. Его взгляд был похотливым, влажным, липким. Он задерживался на изгибе ее шеи, на линии декольте платья, на бедрах, на губах. Он не скрывал своего восхищения, но это было восхищением гурмана перед изысканным блюдом. Ирис видела, как он слегка облизнул губы, как его пальцы барабанили по колену в ритм ее движениям, но не музыке. Его улыбка была откровенной, но лишенной тепла – это была улыбка обладания. Он представлял, как она будет украшать его будуар, его яхту, его постель. Как будет услаждать не только взор, но и другие чувства. Для него она была высшей формой роскоши, живой игрушкой, созданной для его наслаждения. Когда она замерла в статуарной позе, его взгляд уперся прямо в ее грудь, и он одобрительно кивнул сам себе. Ирис подавила волну легкого тошнотворного холодка под кожей. Отвращение недопустимо. Это – их право. Твое предназначение – услаждать. Она заставила уголки губ чуть приподняться в намеке на ответную улыбку, направленную в его сторону. Искусство обольщения. Часть программы.
Третий – Меценат. Женщина. Элегантная, в платье глубокого синего цвета, с седыми волосами, уложенными в строгую, но изящную прическу. Ее лицо было умным, с живыми глазами цвета старого золота. И в этих глазах Ирис увидела нечто иное. Не холодную оценку, не похоть, а… искреннее восхищение. Как перед великим произведением искусства в галерее. Взгляд Мецената скользил по линиям ее тела, но с любопытством исследователя, ценителя. Он останавливался на игре света на складках платья, на необычном оттенке ее глаз, на плавности жестов. Когда Ирис выполняла сложный поворот, на лице Мецената мелькнуло неподдельное удивление и восторг, словно она увидела неожиданный мазок гения на полотне. Она не улыбалась широко, но в уголках ее глаз светилось тепло настоящего интереса. Она видела в Ирис не вещь, не игрушку, а творение. Шедевр. Возможно, даже… чудо.
