– Про то и речь. Кому вот только помешали? – не отступал Бобрыкин. – Смуту сеют, наверное, какие-то из членов общества. Не исключено, что так. Сидели бы тихо, не высовывались.
– Господа, не ссорьтесь, – призвал Герман Игнатьевич. – Наша задача объединиться и выступить едино. Попытаться понять, почему нас хотят изничтожить. Вот Севастьяну Андреевичу пришло приглашение в Английский клуб. Нас не звали, а значит он там будет один. И раз хотели его отравить при помощи бумаги, то и там чего-нибудь удумают.
Колоколец у входной двери опять прервал беседу. Все вздрогнули, потому что в тот день сей звук особо ничего хорошего не предвещал. Капли дождя тревожно застучали по оконным стеклам. Чья-то фигура, видимо посыльного, мелькнула в тусклом свете фонарей и скрылась, упрятанная завесой дождя.
Дворецкий, сохраняя равнодушное выражение лица, вручил Радецкому влажный конверт.
– Простите, барин, посыльный не уберег. Там льёт как из ведра. Будто, прости Господи, на небесах прохудилось.
– Ничего страшного. Надеюсь, содержимое разберем. – Радецкий начал аккуратно надрывать конверт.
– Постойте-ка, Герман Игнатьевич, – остановил его Ефим Карлович. – А если и это послание отравлено? – Он внимательно посмотрел на конверт. – Похож на тот, что Севастьяну Андреевичу передавали. Отправитель не указан.
– И как же нам его вскрыть? – Герман вытянул руку с посланием, вертел и так, и эдак. – Сейчас я ножиком поддену, вытряхну на газету. Потом щипцами каминными развернем листок и прочтем. Железо вряд ли подвластно отравлению, да и если что не жалко. Новые купим.
– А пользоваться как ими потом? – встрял ехидно Каперс-Чуховской. – Предлагаю выбросить сразу после использования. Замотать в тряпку и долой!
– Постойте, господа, у нас есть на кухне щипчики для кулинарных целей. Они маленькие, ими сподручнее будет вертеть бумажку. Ваня! – крикнул зычно Герман Игнатьевич, напомнив присутствующим о своей истинной натуре.
Тут же в гостиной появился старший лакей.
– Вань, принеси будь добр, старых газет, мешок какой-нибудь и щипцов с кухни, каких там Марфа не пожалеет. Скажи, безвозвратно хозяин берет.
Надо сказать, в доме распоряжения Радецкого под сомнения никем не ставились, какими бы странными ни казались. Никогда он на слуг не кричал, не наказывал, но его слушались и безмерно уважали, а то и любили.
Вскоре, всё надобное Ваня разложил на столике. Герман Игнатьевич положил на газету конверт, который до сего момента так и держал в вытянутой руке. Взял вилку и нож. Вилкой попридержал конверт, ножом аккуратно его надрезал. Затем, щипцами поднял конверт и, как фокусник на ярмарке, вытряхнул листок бумаги. Никто бы не удивился, если бы выпавшее послание превратилось в кролика, а то и пуще того в шипящую змею. Хозяин дома половчее взял щипчики и, потянув за уголок листка, развернул его.
Гости столпились вокруг столика. Сиверс попыхивал трубкой, Каперс-Чуховской дожевывал ветчинный рулетик, Бобрыкин сделал большой глоток коньяку. Все уставились на выведенные чернилами слова. Начиналось послание знакомо: derniere rendez-vous…
[1] derniere rendez-vous – последняя встреча
