Фауст. Трагедия. Часть первая. Поэтический перевод с немецкого: А.И. Фефилов - страница 12



я права не имел и не имею!
Тебя никак не смог я удержать,
а вновь прийти – просить тебя не смею.
Я ощущал себя сколь малым, столь великим.
Но возомнил себя однажды полубогом.
Из мира этого уйду безликим
Все знания мои мне вышли боком.
И снова я до истеченья века
склоняться буду над толстенной книгой.
Довольствуясь уделом человека, —
жить меж вчерашним и грядущим мигом.
Там райский кущ, здесь преисподняя
чего я должен сторониться?
Кто подсказал бы мне сегодня,
к чему мне нужно обратиться.
Прислушиваться к зову сердца, иль ума?
Как прежде чувствам предаваться?
Держать ли на засове разума врата,
Не отучаясь, жизни удивляться?
Что движет телом – разум иль душа?
Кто тормозит ход жизни нашей?
Идет по жизни сыто, не спеша?
А кто довольствуется горькой чашей?
Нас тормозят профаны и невежды,
движению мешают, топчут красоту.
Их темные дела, без веры и надежды
скрывают суть и правоту.
И то, что в этом мире называем благом,
что раньше мы считали идеалом,
оказывается шарлатанством иль дурманом,
прикрытым иллюзорным одеялом.
А чувства теплые, едва проснувшись,
вмиг коченеют, превращаются в сосульки
с земным ничтожеством соприкоснувшись,
для украшенья служат, как в ушах висюльки.
Фантазия отважно рвётся в вечность,
но на пути её пределы и границы.
Её пленяет бесконечность,
где ангелы парят как птицы.
Препятствия нужны, чтобы они
людскому счастью помогли разбиться.
Забота не оставит нас одних
и в сердце к нам быстрёхонько вселится.
Ведь свято место пусто не бывает.
Забота там гнездо совьёт позднее.
И выпарить птенцов не забывает.
Они пищат, клюют туда, где побольнее.
Так в одночасье наш покой нарушен.
И движет нами не душа, а беспокойство.
Наш труд становится труднее – мир бездушен.
Забота чередует маски и меняет свойства.
Она является в обличье дома и жены,
воды и пламени, морской сирены,
кинжала и болезни, рухнувшей стены,
ребенка, яда, плачущей гиены.
Трепещем перед тем, что не случилось.
Оплакиваем то, что пока есть.
Куда благоразумье отлучилось?
Иль некуда ему воссесть?
У божества и у меня различная природа.
Похож я больше на ползучего червя́
который гибнет под ногами пешехода
а выползает из земли на свет он зря.
Всё прах и пыль, стена из сотни полок,
здесь ящики, приборы от кого-то.
Меня гнетёт вещей ненужных ворох.
Жить в мире моли – и искать чего-то!
Что можно вычитать из книг?
Жизнь человечества – история мучений.
А словеса – источники интриг.
Жизнь – череда глубоких заблуждений.
Зачем уставился ты на меня глазницами своими,
безмозглый череп, с мертвою ухмылкой?
Ты клацаешь зубами неживыми.
для жизни служишь смертной предпосылкой.
Ты в своё время мозгом был наполнен
и в нём пульсировали чувства, мысли
И разум твой надеждою исполнен,
дерзал, пока все помыслы не скисли.
А ум твой, моему подобный,
искал во мраке свет, но не нашёл.
ученья предрассудок злобный
дорогу свету незаметно перешел.
Сомненья червь в мозги закрался…
И от живого человека лишь один скелет,
да костный череп без зубов остался,
А истины как не было тогда, так и сегодня нет.
На полках пыльных – инструменты.
Из них струится древности дымок.
С их помощью членил я мир на элементы,
но истинные части целого установить не смог.
Мне не раскрылись тайные сегменты,
их связи, монолит вещей.
Не помогли мне в этом инструменты.
– Рожают горы маленьких мышей.
Я к таинствам природы не открыл засовы.
И с облика её не смог стащить завесу.
Меня сжимали разума оковы —
я целое на части разделял по весу.